На противоположном фланге 2-й армии тем же утром завязалась сильнейшая артиллерийская перестрелка. Японцы, обычно уступающие в подобных дуэлях русским, на этот раз превзошли противника силой огня. На этом участке оборону держал отряд генерала Церпицкого, насчитывающий двадцать тысяч штыков. Ураганный обстрел, обрушившийся на отряд, однако, большого вреда глубоко закопавшейся русской пехоте не причинил. И когда после обстрела японцы пошли в атаку, русские не удостоили их даже штыкового боя – отбили одним только ружейным огнем. Несколько раз японцы ходили в атаку на расположение Церпицкого, но всякий раз, неся большие потери, откатывались.
Солдаты Церпицкого, чувствуя себя такими же победителями, как и их товарищи из 1-й армии, готовы были смести неприятеля, разорвать его хоть голыми руками, прикажи им только начальство наступать. Но, увы, командир победителей – генерал Церпицкий – странным образом не разделял настроения своего войска. Он не только опасался сам предпринять какое-либо движение, но еще и лишил таковой возможности соседей. Генерал просто-таки забросал донесениями о своем бедственном положении и командующего, и главнокомандующего. В то время как против него стояло не более двадцати батальонов противника, Церпицкий докладывал об атаке на него трех японских дивизий. Имея потери весьма незначительные, генерал рапортовал о совершенном истощении своих сил. И неизменно просил подкреплений, помощи, поддержки его. Вот как он отписывал барону Каульбарсу:
Японцы же, убедившись, что русское наступление выдохлось, едва начавшись, сами пошли вперед, движимые одним лишь отчаянием, – сил у них не оставалось вовсе. Но японцам во что бы то ни стало нужно было атаковать, чтобы отвлечь внимание противника от обходного движения генерала Ноги за Мукден. Армия генерала Оку к исходу сражения уменьшилась почти наполовину, его артиллеристы считали оставшиеся снаряды, стрелкам было приказано беречь патроны. Но даже если бы Оку пришлось положить у русских траншей и остатки своего войска, он, не раздумывая, сделал бы это. Потому что ожидаемый японскою армией результат от обходного маневра Ноги окупал все потери, все жертвы.
В тот же самый день, когда 1-я и 3-я русские армии оставили свои неприступные позиции на Ша-хэ и отошли на короткую линию за Хунь-хэ, японцы атаковали армию генерала Каульбарса по всему ее расположению. Это было следствием безынициативности, нерешительности барона, упущенных им и его корпусными возможностей: не атакуешь сам, будешь атакован неприятелем – вечная, многажды проверенная истина войны!
Утром, после сильнейшего артиллерийского обстрела отряда генерала Гернгросса, японцы перешли в наступление. Им удалось в некоторых местах потеснить русские полки и занять три деревни. Был атакован и корпус Церпицкого. Но главный удар японцы нанесли по отряду Топорнина, занимавшему позиции в центре русской 2-й армии у деревни Юхуантунь. Здесь у Топорнина стояла дивизия, за исключением одного полка. А атаковала Юхуантунь гвардейская бригада генерала Намбу, значительно усиленная артиллерией. Поэтому, можно считать, силы противников были равные.
Наступление Намбу начал ночью. Невзирая на огонь русской артиллерии, его солдаты ворвались в деревню и сошлись там со стрелками Топорнина в жестокой рукопашной схватке. Ценой больших потерь японцам удалось занять южную часть Юхуантуня. Но всею деревней они овладеть не сумели – сил не хватило.
В главной квартире удержанию Юхуантуня придавалось первостепенное значение. Куропаткин назвал деревню ключом позиций и приказал во что бы то ни стало отбить ее. Как и в недавнем бое за Салинпу, к Юхуантуню прибыл генерал Каульбарс, чтобы непосредственно руководить боем. Соседи Топорнина, понимая, что в центре расположения армии завязывается нешуточное дело, помогли сводному корпусу, – кто чем мог, – даже Церпицкий отрядил к Юхуантуню сколько-то людей.