Твердь небесная

У рот, занявших оборону у Киузаня, в сущности, не было никаких шансов удержать многократно превосходного неприятеля. Единственное, что им оставалось в случае атаки на них, так это достойно, с честью, погибнуть на своих позициях. Стрелки даже не могли вести прицельный огонь – тучи пыли неслись им прямо в глаза. К тому же, забившись песком, стали плохо действовать винтовочные затворы, и винтовка у большинства солдат превратилась теперь в рукоятку для штыка. Артиллеристы также были лишены возможности помочь окопникам: врага они не видели, а бить наугад опасались – могли угодить по своим.

Не особенно пострадав от шимоз, – японские артиллеристы тоже цели почти не видели, – русские изготовились встречать неприятеля.

Тужилкин распорядился солдатам действовать так: если японцы сразу бросятся напролом всею массой, то подпустить их до самых окопов и встретить ручными гранатами; если же они сами вышлют вперед гренадеров, то, как и давеча на Ша-хэ, оставить окопы, а затем охотникам дождаться, пока туда попрыгают японцы, и тогда опять же забросать их гранатами.

Но японцы никаких хитростей использовать не стали, – у них, наверное, уже все терпение вышло, чтобы еще как-то хитрить, – они пошли именно напролом, как только ходят в последний бой.

Поняв, что неприятель не демонстрирует, а по настоящему, крупными силами атакует его, Тужилкин отправил к Сорокоу-мовскому с донесением Филиппа Королева, в котором срочно просил подкреплений.

Японцы тем временем перебрались через мелкую Хунь-хэ, несколько задержались у ограждений, но преодолели скоро и их и устремились к русским окопам. Стрелки 12-й роты действовали, как научил командир: когда японцам оставалось пробежать тридцать – сорок шагов до русской линии, из окопов им под ноги полетели гранаты.

Японцы никак не отвечали, – естественно, на бегу и не выстрелишь, и гранаты не бросишь, – они были одержимы лишь одной целью – скорее донести до противника штык, который, несомненно, принесет им победу в этом последнем бою.

Понеся значительные потери от русских гранат, японцы не только не умерили боевого пыла, напротив, еще более осатанели. На потери они нисколько не обращали внимания. К тому же и поредев, они все равно числом многократно превосходили русских.

Атака была, как никогда, страшною, бешеною. Русские по крикам японцев, по выражениям их лиц поняли, что те в этот раз явились перед ними, чтобы или умереть всем до единого, или победить. Без компромиссов.

Тужилкин выскочил из окопа.

– Двенадцатая рота! вперед! – прокричал штабс-капитан обычный свой боевой клич.

Солдаты поднялись в рост. Кое-где раздалось «ура», едва слышное, впрочем, за японскими воплями, и тут же оборвалось: на редкую русскую цепь как лавина обрушилась серожелтая масса.

Рыская в общей свалке и стреляя из нагана направо и налево, Тужилкин старался как-то организовать сопротивление, при этом прекрасно понимая, что рота его обречена. Верный Игошин держался рядом. Он получил уже несколько ранений, но, и истекая кровью, продолжал отбивать штыки, нацеленные в ротного. В очередной раз спасая жизнь командиру, ординарец не успел отразить удар, направленный на него самого: вражеский штык пришелся ему в самую грудь. Игошин еще оглянулся удивленно, недоуменно на убившего его японца и в следующее мгновение упал замертво. Недолго продержался и Тужилкин, оставшись без попечителя. Штабс-капитан отчаянно прокричал: «Стоять, ребята! Стоя-а-ать!» – и, получив следом удар штыком, свалился рядом с убитым ординарцем.

Дормидонт Архипов один бился как целый взвод. Выскочив из окопа, он отстегнул штык и отбросил его прочь, – штык ему был только помехой. Унтер схватил винтовку за дуло и, действуя ею, будто палицей, принялся неистово крушить японцев. Он разбивал маленьким солдатикам головы, как пустые орехи. Японцы шарахались в стороны от его увесистого приклада. Ни один из них штыком не мог достать русского гиганта. Наконец кто-то сообразил выстрелить в него. Получив пулю в грудь, Дормидонт на секунду замешкался, словно хотел понять – что это его ужалило? И тут же сразу два штыка вонзились ему в спину. Унтер рухнул, так что земля вздрогнула. Те двое зарезавших его японцев подошли поближе и, забыв о побоище, стали для чего-то заглядывать в лицо поверженному колоссу. И вдруг Дормидонт схватил одного из них пятерней за ногу, дернул, повалил на землю, тут же подтянул к себе и вцепился в горло. Японец жалобно запищал. Второй солдат вначале отпрянул от неожиданности, но, быстро овладев собой, размахнулся и всадил в русского унтера штык по самое дуло, так что и выдернуть его сразу не смог. Дормидонт же, не обращая на это внимания, душил врага, пока не убедился, что в руках у него бездыханный покойник, а тогда и сам испустил дух.