Твердая порода

Зубаиров засмеялся, вспомнив тот разговор. Да, советов и советчиков было много, но хоть бы кто толком объяснил обязанности мастера, подсказал, как привлечь рабочих, посвятил бы в методы организации труда.

В институтские годы у Зубаирова была одна звезда — Ибрагим-заде, первый наставник. У этого гордого и требовательного мастера, который и на буровой-то появлялся с орденом, он несколько раз проходил практику. Когда Зубаиров уезжал в Москву защищать диплом, Ибрагим-заде проводил его до поезда и, подняв в вокзальном ресторанчике фужер с шампанским, сказал: «Заруби себе на носу, парень: буровой мастер — великая профессия! Мастер должен быть выше горы, тверже скалы и просторнее моря! И не делай так, чтоб люди на твоей буровой выполняли только то, что указано…»

«Выше горы, тверже скалы, просторнее моря!» Что это такое, если поконкретней, и как стать таким? В довершение всего услышала по радио про нефтяной фонтан Райса и собралась приехать из Бугульмы. А это уже известное дело. Приезжает, ходит, чуть ли не держась за полу, и донимает, как всегда: «Значит, Фазыл, говоришь, ты нашел нефть? Хорошо! И теперь уже мы наконец будем жить вместе? И квартиру дадут?»

Ему не раз уже приходилось изворачиваться. Да, говорят он, нефть в самом деле нашли. И много нефти. Только ведь дело, Райса, обстоит следующим образом. В конторе толкуют, что я разведчик… И если, мол, ты действительно разведчик, так будь им… Понимаешь, опять надо ехать, Райса… Ты ведь, Райса, долго ждала, подожди еще немножко… Вот колупнем карабашские земли, а потом… Между прочим, Карабаш — это совсем рядом с Бугульмой, Райса… Всего-то двадцать километров. При удобном случае можно приезжать каждую неделю… Ну хорошо, хорошо, в крайнем случае, через день! Потерпи уж, Райса.

У бедняжки Райсы в глазах закипают слезы. Она кусает дрожащие губы, останавливает взгляд на одной точке, с обидой твердит: «Оказывается, нет нам совместной жизни, а говорил…»

Еще студентом Зубаиров решил стать разведчиком и, советуясь с Ибрагимом-заде во всем, однажды затеял разговор насчет женитьбы: «Как быть? Жениться или подождать? Не помешает ли это ученью и работе разведчика?»

— Вот один старик собрался женить сына, — начал Ибрагим-заде. — Выбирает, значит, сноху. Ведет сына к девушкам и при них бьет. «За что ты его наказываешь, дядя?» — спрашивают девушки. «Пока не велишь — не сделает, проклятый!» — отвечает тот. «Раз не велишь, чего же ему делать-то!» — удивляются невесты. Старик подводит жениха к другой группе девушек и опять начинает драть его. «За что ты его наказываешь?» — спрашивают девушки. «Пока не велишь — не сделает!» — отвечает тот. «Раз не велишь, зачем ему делать!» — удивляются невесты. Старик подводит жениха к другой группе девушек и опять начинает его колотить… «Почему бьешь парня, отец?» — спрашивают: «А он делает только то, что указано!» — «Так это же хорошо, раз он делает, что указано!» — говорят ему. Ведет отец сына дальше и снова наказывает на глазах у невест. «Зачем бьешь?» — «Делает то, что велено, и не делает того, что не велено!» Все опять удивляются, но тут выходит одна девушка и говорит: «Добавьте ему еще — пора самому знать, что делать!» — «Вот эта и будет моей снохой!» — воскликнул старик.

— Не жди, когда научат, ищи сам, что делать! — не раз потом повторял мудрый Ибрагим-заде. — Тогда станешь разведчиком, сделаешься мастером!

Слово «мастер» Ибрагим-заде произносил громко, будто с трибуны. «Ищи сам!..» В этом была суть и главная трудность. И, как ни крути, начинать следовало с людей.

Первого человека Зубаиров встретил в дороге, когда его командировали на один из уральских заводов за буровым оборудованием. «Толкач» он был малоопытный, но с делом сладил. На обратном пути в его купе зашел здоровенный моряк со светлыми кудрями и еще более светлыми бровями. В руках он держал маленький чемоданчик и гитару. Парень поставил чемодан в изголовье, скинул форменку и остался в тельняшке. Устало растянулся на свободной нижней полке.

Измучившийся от каких-то загульных попутчиков и невыспавшийся Зубаиров не успел даже обрадоваться спокойствию нового пассажира, как моряк потянулся за гитарой, забренчал и запел:

Очи черные,
Очи жгучие,
Очи стр-р-астные!..

Он долго надоедал Зубаирову бесконечным поминанием на разные лады цвета тех очей. Так бывает, что человек день, а то и два не может избавиться от какой-нибудь песенки, и надо в таких случаях что-нибудь предпринимать. Зубаиров спросил наконец:

— Извините меня, но неужели так уж хороши были эти очи?

Моряк будто ждал вопроса. Тут же отложил гитару, приподнялся и сел.

— Ее глаза? Удивительные! Только не знаю, какие они — карие или серые, нет уверенности, понимаете? Зовут Валя. Ее снимок был опубликован в журнале, и мы познакомились заочно.

Парень быстро раскрыл чемоданчик, вынул журнал и, перелистав его, нашел снимок девушки.

— Вот она! Геолог, поехала сюда искать нефть. Вот, можете прочесть. Я ей писал…