Твердая порода

Кадермат снова схватился за рычаги на пульте управления. Он то поднимает один из них, то опускает, поочередно нажимая ногами на педали. Иногда морщится, нажимая правой ногой. Камилю чудится, что Кадермат будто бы за штурвалом комбайна или за рулем автомашины — кажется, что вот сейчас он сорвет буровую с места и волоком потащит ее куда-то… А как там внизу бур?

Повернулся ли в сторону Калиновой рощи? Может, все еще капризничает, под Язтургай идет?

Прошло пять-шесть часов. Устали не только Камиль, но и здоровяк Еланский и дядя Кадермат. Вон он вытирает пот рукавицей. Камилю еще не приходилось видеть руководителя вахты в таком виде. Дядя Кадермат побледнел, еле держится руками за рычаги.

— Смени-ка, Геннадий, что-то настроения нет.

Кадермат сел в стороне.

— Что с вами, дядя Кадермат?

— Что-то сердце шалит, сынок…

— Сегодня работа была — ой-ой! — проговорил Геннадий. — Не то что человек — лошадь не выдержит!

Отдохнув, Кадермат снова занял свое место, но через полчаса опять ослаб, бросил рычаги, схватился за грудь:

— Сдал я, ребята… Беги, Камиль, пусть мастер…

Не договорив, он качнулся и рухнул на пол буровой.

Сверху сбежал верховой Миргазиян.

— Куда смотрите? Берись!

Втроем они вынесли Кадермата на свежий воздух.

— Скорее за мастером!

Через минуту на буровую прибежал Зубаиров с ребятами.

— Что с ним? Что случилось?

Лицо Кадермата стало пепельно-белым, губы посипели, глаза были закрыты. Широко открыв рот, он тяжело дышал всей грудью. На нем расстегнули спецовку, рванули пуговицы рубахи.

Зубаиров вбежал в вагон и позвонил в Язтургайский сельсовет.

— Сообщите Зубаировой, да-да, фельдшеру. На буровой с человеком беда. Причина неизвестна. Как будто без сознания. Пусть приготовится, сейчас за ней приедем!

Надолго остановить буровую было нельзя. В забое может случиться обвал, который снова прихватит инструмент. Зубаиров поставил на рычаги Сергея, ребятам велел присматривать за Кадерматом, а сам на машине помчался в Язтургай.

К приезду Райсы и Сергей Саакян лежал рядом с Кадерматом. Когда у него начала кружиться голова и Еланский с Камилем вывели его под руки, Сергей также опрокинулся на спину. Он еще был в сознании и, кусая губы, пытался подняться.

— Из скважины идет газ! — закричал Зубаиров. — К буровой не подходить! Не курить! Газопроявление!

Пока Райса оказывала отравленным скорую помощь, Зубаиров зашел в буровую. Да, идет слабый поток газа! Ветер тянул его прямо к бурильщику, а помощники ничего не чувствовали. Что делать?

— Молоко нужно, молоко! — закричала Райса. — Срочно! Отравление остановит молоко, только молоко!..

Буровики бросились к машине и бешено погнали на стойбище.

20

Будто подменили ребят с того дня, когда побывали они у доярок и познакомились с язтургайскими девчатами. На вахту спешат и с вахты бегом. Вечером в палаточном городке большое оживление: парни в трусах подолгу плещутся у тазов с теплой водой, ногти стригут, бреются перед зеркальными осколками, переодеваются в чистое; одеколоны, щеточки-бархоточки завелись в тумбочках и в каждой палатке — утюг. Вечерами поляна благоухает «шипром», гуталином, паленой марлей — сегодня в Язтургай!

Валентин уже облачился в морскую форму, давно сидит на камне, торопит:

— Куда вы так прихорашиваетесь? Не на свадьбу же покамест.

Сапарбай не заставил долго ждать себя, вышел из палатки в своем новом синем костюме. После приезда из Казахстана он одевается и питается, как все. В прошлом месяце тетя Маша привезла ему вместо зарплаты отличный габардиновый костюм. Сапарбай расписался в ведомости и получил деньги только на питание. А Райса привезла ему из райцентра хорошее осеннее пальто. У него теперь две пары штиблет — черные и желтые, много сорочек. Только вот нет ему и, наверное, не будет счастья в любви. Он не прочь, если найдут нефть и ему дадут отпуск, съездить к берегам Ика, повидать Кариму… Только вот вопрос — посмотрит ли на него Карима, как раньше смотрела? На письмо-то она ответила, но как-то шутя…

Добрившись до синевы, вышел наконец на поляну Сергей, показался с гармошкой за плечами Габбас. Вскоре появились Назип с Михаилом Кубраком.

— А где Мутгарай, почему нет Мутгарая?

— Он уже давно скрылся в лесу. Видимо, к лешачихам двинулся…

А Фархутдин все еще собирается. Он разбросал содержимое двух больших чемоданов и, словно капризная модница, выбирает сорочку и галстук. Оказывается, плохо иметь их много: поминутно заглядывая в круглое зеркало, бракует то одно, то другое. Да, трудно, когда такой большой выбор!

— Ну уж, хватит, мадам Фархуша, кончай наряжаться, пошли, что ли? — Кричит ему Габбас, но без толку — Фархутдин продолжает свое дело. Чувствуя, что за ним нетерпеливо наблюдают, он нарочно с пережимом кокетничал-красовался, зачесывал на разный манер волосы, вставал к зеркалу то спиной, то боком, играл бровями, подмигивал сам себе, улыбался всеми видами улыбок. Да, зубы все портят! Фархутдин показывает сам себе кулак и угрожает:

— С получки выдерну к черту до последнего и вставлю золотые!