Твердая порода

А вот «прорыв кольца». Тут участвуют все буровики вместе с язтургайскими парнями. Крепко взявшись за руки, на расстоянии десятка шагов друг против друга, строятся девчата и парни. И вот они по очереди, с разбега, бросаются на руки противостоящих, стремясь разомкнуть их. Если парень сможет разорвать цепь, то уводит девушку на свою сторону, а девушка — парня на свою. Побеждает та сторона, которая больше наберет людей.

Игра тоже нехитрая, но и в ней есть свои оттенки, уловки, хитрости. Если парню нравится девушка, с которой он рядом стоит, ни за что свою руку не отпустит. В этом ему и девушка иногда помогает… А бывает и так: девушке с каким-то парнем стоять неприятно, и она старается отпустить свою руку, чтобы уйти на другую сторону побежденной-победительницей. Тин-Тиныч раз увидел и такое: одна девушка, видимо, от ревности к своей сопернице, все время с силой бросалась на руки пары, стоявшей напротив. Но не могла разорвать цепь, отобрать парня. Тогда она, вопреки правилам игры, в падении пыталась разъединить пару, сбила с ног обоих. Однако те все же не поддались — не отпустили рук. Девушка горько заплакала и ушла с луга…

Ребята с буровой убедились, что на лугу под видом игры шла настоящая борьба за девушек. Язтургайские парни упорно не желали отдавать своих избранниц разведчикам, и пары для танцев хитро образовывали сами девчата, такие скромные и простоватые на вид…

Если у гостей заводилой был Фархутдин, то среди хозяек выделялась доярка Сайма. Не всем буровикам понравился ее острый язычок и смелость. Сапарбаю и Назипу, например, больше по душе были тихие, сдержанные девушки. Но всех покоряла и влекла к себе красота Саймы — улыбчивое лицо, искристые глаза, длинные и толстые черно-смоляные косы. Во время танца Сайма вызывающе, отчаянно смотрит в глаза каждому парню, командует всеми и, более того, — цепко хватает за руки, тянет в круг так, что не устоишь. Девчонки сказали, что она росла среди пятерых пацанов и всеми ими командовала.

…Ну, спасибо Мутгараю! Еще раз и еще сходили парни на луг, уже наметились почти у каждого личные симпатии. Рахмат, Мутгараюшка! Только однажды, когда возвращались на буровую веселые и возбужденные, Валентин с упреком сказал:

— И все же мы с девчонками порядочные эгоисты! В Язтургае же есть клуб. Давайте поставим для колхозников концерт!

— А что? Запросто! — Поддержали его и Саакян, и Миша Кубрак, и Фархутдин. — Прогремим в Язтургае! Пусть сердца девушек обуглятся!

Зубаиров с удивлением стал прислушиваться к разговорам буровиков — «клуб», «концерт», «репетиция». «Ну и бригадка!» — думал он. Конечно, за этими словами ребята скрывали свое желание почаще видеться с язтургайскими девчатами, чтоб, может, и в самом деле осуществить свои потайные мечты и надежды. Только вот что интересно: за исключением Тин-Тиныча, мысли всех остальных кружились вокруг Саймы. «На лугу она смотрела только на меня. И пела, глядя на меня, — рассуждал Сергей. — Значит, я ей нравлюсь». И Сапарбай стал забывать о Кариме, начал робко думать: «Сайма смелая, не то что я. Несколько раз сама схватила за руки». Габбас: «Когда я играл в темноте, она зачем-то затылок мне ерошила». Фархутдин же, поняв, что ребята неравнодушны к Сайме, не подал и вида. «Бог даст, от меня не уйдет», — усмехался он про себя.

Только вот мероприятие испортило ему дело. Почти все умели петь, плясать, играть на гармошке или гитаре, декламировать… А на что способен Фархутдин? Самое большое — в общем хоре подпевать другим своим ерундовым голосом. Что касается сцены, то он ни разу на нее не ступал. Появиться же перед серьезным народом — это тебе не то что травить в палатке, смешить девушек на лугу или вести с какой-нибудь одной индивидуальную беседу.

— Нет, ребята, ничего у меня не выйдет, не уговаривайте, не пойду! — изо всех сил противился он.

— Не городи чепухи, будешь участвовать, и все! — Дружно навалились на него. — Расскажешь какие-нибудь смешные стихи, мало ли. Нам бы твой язык!

А когда к нему подошла Сайма и сказала: «Милый, не надо капризничать», — Фархутдин не устоял и согласился, И вот сегодня Фархутдин собирается в Язтургай. Наряжается, прислонив к тумбочке книгу, и учит наизусть стихотворение «Парень и девушка» Тукая. «Специально для тебя написано», — сказала ему режиссер Сайма. В роли девушки будет выступать сама Сайма, а в тюбетейке и камзуле появится Фархутдин. Значит, так:

Как мил мне носик твой, твой ковшичек, джаным,
Влюбился, мочи нет, с ума сведен я им,
Твой ротик-ситечко дозволь поцеловать,
Я б жизнью заплатил за эту благодать.

Сайма вроде бы обидится и жеманно отойдет от парня, промолвив:

Подобных пакостей и слушать я не стану,
Ишь, гадкий, иль в самом уж нет ни в чем изъяну?

Тут Фархутдин должен подбежать к девушке и взять ее за руку.