Твердая рука. Гамбусино

— У нас восемьдесят человек, способных носить оружие, ваша светлость; но я думаю, что мы сумеем как-нибудь использовать для обороны и других обитателей асиенды.

— Этого нам вполне хватит, — сказал маркиз. — По-моему, нет никакой надобности вызывать еще наших рудокопов из Квитовака.

— Тем более, — отвечал управитель, — что капитан де Ниса успел, вероятно, завербовать их в число защитников крепости.

— Вполне возможно, — произнес, поднимаясь, маркиз. — А пока ступайте и постарайтесь без промедления исполнить мои распоряжения.

Управитель поклонился и вышел.

— Не соблаговолите ли вы, маркиз, уделить мне несколько минут? — сказал сенатор.

— К вашим услугам, дон Руфино.

— О, не беспокойтесь! — обратился сенатор к брату и сестре, вскочившим со своих мест с намерением удалиться из комнаты. — Дело это отнюдь не секретное.

Брат и сестра снова заняли свои места.

— Признаюсь, — начал сенатор, — что сообщение вашего управителя встревожило меня не на шутку. Я никогда не видел индейцев бравос, но смертельно боюсь их. Поэтому, с вашего разрешения, дон Фернандо, я немедленно хотел бы покинуть асиенду.

— В такое время?

— Да, маркиз. Я убедился, наконец, в серьезности готовящихся событий. Но ведь я плохой вояка, я боюсь даже простой драки; да к тому же мой сан сенатора требует моего присутствия в Мехико[78], хотя бы для того, чтобы предупредить правительство о беде, которая угрожает Соноре, и побудить его принять необходимые меры.

— Вы, конечно, вольны поступать как вам вздумается, сеньор Руфино. Однако я далеко не уверен, что сейчас безопасно на дорогах.

— Я уже подумал об этом, маркиз. Но мне надо только добраться до Ариспы. Это недалеко отсюда, а там уж мне ничего не грозит. Может быть, дон Руис проводит меня туда?

— В этом доме вам ни в чем не будет отказа, дон Руфино, — сказал маркиз. — Мой сын поедет с вами.

— Не премину воспользоваться вашим любезным предложением, маркиз, — сказал сенатор и, бросив украдкой взгляд на Марианну, которая сидела, задумчиво опустив голову на грудь, продолжал: — К тому же в Ариспе я намерен передать дону Руису письмо для вас.

— Зачем же писать? Не проще ли сказать, пока вы еще здесь?

— О нет, это совершенно исключено, — ответил дон Руфино с улыбкой, весьма смахивающей на гримасу. — Вам, конечно, лучше, чем мне, известно, мой дорогой маркиз, что существуют дела, столковаться по которым можно только через посредников.

— Как вам будет угодно, сеньор. Когда полагаете выехать?

— Чем скорее, тем лучше. Несмотря на всю свою привязанность к вашей семье, я вынужден честно заявить вам, что не хочу медлить.

— Сейчас только десять часов утра. Если мы поторопимся, мы еще к ночи поспеем в Ариспу, — сказал дон Руис.

— Вот и прекрасно! Позвольте же, дон Фернандо, распрощаться с вами и с вашей прелестной дочерью. Примите мою искреннюю признательность за ваше радушное гостеприимство!

— Неужели вы не боитесь ехать в такую жару?

— Я боюсь только индейцев, и это чувство все заглушает. Простите мне этот внезапный отъезд, но я убежден, что умру от страха, лишь только услышу воинственный клич этих свирепых дикарей.

Дон Руис покинул зал, чтобы распорядиться насчет лошадей и конвоя, а за ним, сделав гостю реверанс, вышла и донья Марианна, ничего не подозревавшая о тайных намерениях сенатора.

Надо сказать, что этот хитрец сильно преувеличивал свои страхи перед индейцами; по всей вероятности, это было чистое притворство. Но, чувствуя, что у него земля горит под ногами, дон Руфино предпочел немедленно уехать. Бегство из асиенды было выгодно для него со всех точек зрения. Во-первых, он избегал таким образом серьезных неприятностей, которые могли возникнуть для него, если раскроется его преступный заговор с Киддом. Во-вторых, лишь находясь в безопасности, дон Руфино мог продолжать плести свою прерванную интригу и довести ее до успешного конца, как только надвигающиеся события создадут благоприятную обстановку. Дело в том, что восстание индейцев, которое неизбежно повлечет за собою прекращение работ на приисках и на полях и почти полную приостановку деловых операций, должно было гибельно отразиться на делах маркиза. На это-то и рассчитывал дон Руфино для осуществления своих коварных замыслов. Кроме того, сенатор предпочитал письменное объяснение с маркизом устному по той простой причине, что бумага все терпит, а человек, который пишет, может быть уверен, что ему не помешают высказаться до конца.

Занятый своими мыслями, дон Руфино не заметил, как в комнату вошел дон Руис и сообщил, что лошади готовы. Сенатор тотчас же вскочил и направился к маркизу, чтобы распроститься с ним. Но дон Фернандо не отпускал его до тех пор, пока согласно законам мексиканского гостеприимства они не выпили по стакану замороженного оранжада. Затем маркиз, несмотря на все протесты своего гостя, проводил его до ворот замка.