Твердая рука. Гамбусино

Бандиты и воры обладают каким-то особым чутьем, позволяющим им распознавать полицейских в любом наряде. Так и Кидд, завидев приближавшихся к нему всадников, немедленно и безошибочно признал в них представителей «благородной» корпорации полицейских крючков. Четвертый всадник был также одет во все черное, но по его угрюмому лицу, в чертах которого сквозили коварство и злоба, Кидду нетрудно было признать начальника. Это был старший альгвасил; в других странах этот чиновник называется судебным исполнителем, что нисколько не меняет бездушной и бессердечной сущности этой особой породы двуногих хищников. Впереди кавалькады бежал ее проводник, индеец мансо, оборванец в разодранных штанах, босой, с обнаженной головой и голыми руками.

– Смотри, Хосе, – крикнул индейцу старый альгвасил, прибегая к общеупотребительному здесь прозвищу бедняков индейцев, – не сбейся с пути! Мы направляемся в Квитовак по важным делам, и, если не поспеем туда к вечеру, несдобровать твоей спине!

– Мы можем поспеть туда часа через два, если сеньоры решатся пришпорить своих мулов; ну, а если сеньоры будут и дальше так трусить, мы, пожалуй, и к ночи не доедем.

– Черт возьми! – гневно воскликнул алывасил. – Воображаю, как отнесется к этому сеньор дон Руфино де Контрерас! Сколько дней уж ждет он нас! Всякое терпение лопнет.

– Ба! Ба! Ваша милость успеет еще вдоволь потешиться, терзая честных людей, – вымолвил индеец.

– Как ты смеешь, негодяй! – воскликнул алывасил, замахнувшись хлыстом.

Но индеец отпарировал удар своей дубиной и так дернул за узду мула, что тот мгновенно вздыбился, к великому ужасу его всадника.

– Берегитесь, сеньор, – сухо произнес индеец. – Вы позволяете себе называть меня Хосе и обращаться со мной, как со скотом. Но мы находимся сейчас не в ваших цивилизованных городах, мы в дикой прерии; здесь, на родной земле, я твердо стою на ногах и не позволю оскорблять себя! Можете называть меня дуралеем или идиотом – меня мало трогает ругань человека, которого я глубоко презираю. Но при первой же вашей попытке ударить меня я всажу вам в самое сердце нож! Запомните это, ваша милость!

Тут перед глазами испуганного служителя правосудия блеснул нож, голубоватое лезвие которого зловеще сверкало.

– Вы с ума сошли, Хосе! – возразил алывасил, прикидываясь спокойным, хотя сердце его забилось от страха. – У меня не было и никогда не будет никакого намерения оскорбить вас. Отпустите же, Бога ради, моего мула, и давайте мирно продолжать наше путешествие!

– Вот это хорошо сказано! – произнес индеец со смешком. – Так и надо разговаривать, если хотите, чтобы мы остались добрыми друзьями до конца нашего путешествия. И, отпустив мула, индеец как ни в чем не бывало снова пошел вперед тем беглым шагом, секретом которого владеют одни индейцы. Они могут шагать так в продолжение целого дня, поспевая за рысью коня и нимало при этом не уставая. Кидд отчетливо слышал весь разговор с того места, где он притаился.

«Какие дьявольские дела могут быть у этих филинов с доном Руфино?» – ломал он себе голову.

Внезапно он встрепенулся: в его изобретательной голове созрело какое-то решение. Дав всадникам отъехать, но не так далеко, чтобы невозможно было догнать их, он вскочил на лошадь и помчался вдогонку за ними.

На повороте тропы он увидел их на небольшом расстоянии от себя. Всадники, услышав позади себя топот коня по высохшей и отвердевшей земле, тревожно оглядывались. Как ни старался Кидд придать себе вид порядочного человека, он не мог ввести в заблуждение этих опытных полицейских ищеек. Они сразу признали в нем того, кем он был на самом деле, то есть бандита. Но в Мексике, так же как и во многих других так называемых цивилизованных странах, полицейские и бандиты умеют при случае прекрасно ладить друг с другом. И не находись они в столь глухом месте, дон Порфиадо Бурро (так звали старшего алывасила) не имел бы ничего против встречи с этим рыцарем большой дороги. А тот продолжал двигаться вперед, красуясь и хорохорясь. Лихо надвинув набекрень шапку, Кидд то разговаривал со своим конем, то ласково похлопывал его по шее.

– Добрый вечер, сеньоры! – приветствовал он их, сдерживая своего коня, чтобы приноровить его ход к шагу мулов. – Какому счастливому случаю обязан я этой встрече, да еще в столь поздний час?

– Счастливому для нас, кабальеро, – вежливо ответил дон Порфиадо. – По вине этого индейца – будь он проклят! – мы бродим тут наугад; боюсь даже, что вопреки его уверениям мы сбились или сбиваемся с пути.

– Гм, – пробурчал Кидд, – всякое бывает. Но, простите мой нескромный вопрос, куда путь держите? Впрочем, чтобы развязать вам язык, я готов первым удовлетворить ваше любопытство: я направляюсь в Квитовак.

– Ну вот и прекрасно! И мы тоже должны заехать туда, прежде чем продолжать дальнейшее путешествие… Но скажите, кабальеро, далеко еще до Квитовака?

– Всего несколько миль! Не более двух часов езды. Если хотите, я готов заменить этого индейца в качестве вашего проводника.

– Предложение ваше мне по душе, кабальеро, и я с радостью принимаю его, – сказал алывасил.