Твердая рука

— Лучше мы сейчас займемся делом, пока ты здесь.

— Синдикаты, — начал я и рассказал ему о несчастном Мэсоне, которого отправили с тем же поручением, о том, как на него напали и превратили в полуидиота.

Чико просыпал излишек соли на чипсы.

— Выходит, нам надо остерегаться?

— Ты согласен начать сегодня же?

— Обязательно. — Он задумался, немного помолчал и облизал пальцы. — Но ты ведь сказал, что нам за это не заплатят.

— Не деньгами.

— А почему бы нам в таком случае не расследовать дело со страховками?

Работка спокойная, непыльная, и гонорар нам обеспечен.

— Я обещал Лукасу Вейнрайту сперва разобраться с синдикатами.

Чико пожал плечами.

— Ты хозяин. Но получается, что мы в трех случаях, считая твою жену и Розмари, которой мы вернули чек, работали задаром.

— Потом мы за это получим.

— Значит, ты решил продолжать?

Я ответил не сразу. Я не только не знал, хочу ли я этого, но не представлял, смогу ли. За последние месяцы Чико и я довольно часто сталкивались с крепкими ребятками, пытавшимися пресечь наши расследования. У нас не было покровителей ни в службе безопасности скачек, ни в полиции. Кроме нас самих, никто не мог бы нас защитить. Мы воспринимали синяки как часть работы. Прежде я считал такой же частью работы падения с лошади, а Чико — неудачи на состязаниях по дзюдо. А что, если Тревор Динсгейт сумел все это изменить… И не на одну страшную неделю, но на гораздо больший срок, быть может, навсегда?

— Сид, — грубовато проговорил Чико. — Возвращайся.

Я сглотнул слюну.

— Ну… что же… мы сейчас займемся синдикатами. А там посмотрим.

Скоро я узнаю, подумал я. Так или иначе я это почувствую. Если я больше не смогу заходить в клетки к тиграм, то нам конец. Одного в нашем деле недостаточно, мы должны работать на пару.

Если я не смогу… то скоро умру.

Первый синдикат в списке Лукаса Вейнрайта организовали восемь человек.

Трое из них являлись зарегистрированными владельцами лошадей, и первым значился Филипп Фрайли. Зарегистрированные владельцы неизменно высоко ценились в мире скачек. Они платили налоги, держали все под контролем, но никому не мешали и были финансовым источником и движущей силой конного спорта.

Синдикаты расширяли круг людей, непосредственно связанных со скачками, и спорту это шло лишь на пользу. Они также делили расходы на тренировки на небольшие доли, и это уже шло на пользу владельцам. Так создавались синдикаты миллионеров, шахтеров, группы рок-гитаристов и завсегдатаев пивных. Любой человек, начиная с тетушки Фло и кончая предпринимателем, мог стать членом синдиката, и задача Эдди Кейта была достаточно скромна — проверять, внесены ли в списки хозяева лошадей, и выяснять их подлинные фамилии.

— Меня интересуют вовсе не зарегистрированные владельцы, — сказал я. — Нам нужно разобраться с остальными.

Мы направились в Танбридж-Уэллс и уже миновали Кент, Танбридж-Уэллс место в высшей степени респектабельное. Убежище для отставных полковников и дам, играющих в бридж. По статистике преступлений Танбридж-Уэллс постоянно занимал одно из последних мест. Однако рядом с этим городком жил Питер Раммилиз, который, по словам информатора Лукаса Вейнрайта, был активным членом всех четырех подозрительных синдикатов, хотя его имя нигде не фигурировало.

— На Мэсона, — задумчиво произнес я, — напали и избили его до полусмерти на одной из улиц Танбридж-Уэллса.

— Он еще мне рассказывает.

— Чико, — спросил я, — ты не хочешь вернуться в Лондон?

— А ты что, получил предупреждение?

Я помедлил минуту, ответил:

— Нет.

А затем разогнал машину и свернул, не снижая скорости.

— Знаешь, Сид, — сказал он, — нам не стоит ехать в Танбридж-Уэллс. С этим типом нам ничего не светит.

— Ну и что ты думаешь делать?

Он промолчал.

— Нам надо ехать, — решил я.

— Ладно.

— Мы должны выяснить, что интересовало Мэсона, но сами спрашивать не будем.

— Кто он такой, этот Раммилиз? — полюбопытствовал Чико.

— Я с ним ни разу не встречался, но слышал о нем. Он фермер, разбогатевший на махинациях с лошадьми. В Жокейском Клубе его не зарегистрировали, а на целом ряде ипподромов таких, как он, даже к воротам не подпускают. Он пытался подкупить чуть ли не каждого — от главного распорядителя до конюхов, а когда не мог подкупить, начинал угрожать.

— Не слабо.

— Недавно двух жокеев и тренера лишили лицензии, потому что они брали у него взятки. Одного жокея выгнали с работы, и он совсем свихнулся. Целыми днями околачивался у ворот ипподрома и просил милостыню.

— Я его, кажется, видел, и ты с ним недавно разговаривал.

— Верно.

— И сколько ты ему дал?

— Ты никогда не догадаешься.

— Ты просто соришь деньгами, Сид.

— Но он же просил: «Подайте Христа ради», — отозвался я.

— Понимаю. Я сейчас представил, как ты берешь взятку у этого барыги. Такая, я тебе скажу, картинка, закачаешься.

— Во всяком случае, — заявил я, — нам сейчас нет дела до четырех лошадей Питера Раммилиза или того, как он их заполучил (а уж тут без взяток не обошлось). Нет, нам надо узнать, как об этом пронюхал Эдди Кейт и почему он молчал.

— Правильно.

Мы въехали в предместья Кента, и тут Чико проговорил: