Твёрдость по Бринеллю

Когда он уехал, она долго глядела куда-то за окно. В тундру, Тапседу, море? И боялась, боялась представить себе его маленькую реальную копию… Его маленькую реальную копию… И была она очень печальна и грустна, очень. Но странно — ей почему-то захотелось жить, ей снова захотелось жить!

1990

Точка скрещения времен

Она должна была встретиться с Тряпкиным — своим бывшим, — поговорить об алиментах: собирается ли он их платить? С прежнего места работы он уволился и уже полгода увиливает, денег не платит и на глаза не кажется, но вот вроде бы поговорили по телефону, согласился придти, встретиться.

И вот идет она из института, счастливая — отчего, сама не знает, — довольная, какой давно не была, с ней — друг ее, избранник, что еще добавляет радости. Идут они мимо пивного ларька. Народу много, все балуются пивком, компаниями расположились, кто на чем, прямо неподалеку от ларька. Галина невольно стала искать глазами Тряпкина: он вполне может быть тут, слаб он на это дело. И вдруг видит: идет, конечно же подвыпивши, в заношенной рубашечке с короткими рукавами, похудевший, как будто пьет не первый день… Ее не видит. Галина схватила его за руку повыше локтя — тело жидкое, кожа да кости, мышцы дряблые, — потянула в сторону…

Ну вот: смотрит оценивающе на обоих. Ее-то друг — точная копия Тряпкина, только чуть потолще и сантиметров на десять пониже ростом… вот незадача. Не любит Галина низеньких. Тряпкин сразу же вырастает в ее глазах еще на десять сантиметров. Она шутя хватает его под ручку и прижимается к нему (а как когда-то хотелось этого!): "Ну, как мы смотримся?" — обращается к налетевшим невесть откуда (наверно, с лекций) ее подружкам. "Ну-ка, Ритка, встань рядом с ним…" Тряпкин держит кружки с пивом, смущенно ухмыляется, Ритка сбоку прислоняется к нему — когда-то Тряпкин был красавцем, — они смеются…

И вдруг Галина видит девчонку — такую же бледную и тощую, запущенную замарашку, как Тряпкин, — его дочка, понимает. Прикидывает в уме: сколько же ей лет? "Должно быть двенадцать — на год постарше моей, моей одиннадцать. А на вид — так лет семь-восемь…" И девчонка-то — не пьяна ли?.. Крутится тут среди мужиков…

Галя когда-то оставила дочь Тряпкину при разводе и не видела ее уже лет восемь… Вдруг всплывает что-то забытое, сердце пронзает жалостью, и она, забыв о Тряпкине и подружках, кидается к девочке: "Иди-ка к маме, посиди у мамы на коленях!" Ребенок не отказывается, ставит в песочнице свою коробочку, в ней что-то… какие-то камешки, какие-то листья смятые кладет туда… "Она жует табак?" — удивляется Галина, хочет отбросить эти листья, но дочка аккуратно и деловито засовывает их в коробочку, и вот она уже на коленях у Галины… И вдруг совершенно чужой, забытый ею ребенок прижимается к ее груди, взглядывает на нее снизу: "Мама?.." Галина обнимает его, крепко прижимает к себе… и вдруг разражается рыданиями — они прорываются сами, — рыданиями, как по умершему, выплакивая всю свою вину и жалость к девочке: "Зачем я ее оставила ему, зачем?!" Она рыдает в голос так, что и мертвого подымет, и вдруг краем глаза замечает, что подруги с ужасом смотрят на нее… и просыпается.

Она лежит, обхватив лицо ладонями, все еще под действием этого, пришедшего во сне, невыносимого чувства жалости и покаяния, все еще слышит свой вой, и не может от этого отойти, избавиться, хотя все на самом деле в жизни не так, как во сне: и дочери обе с ней, и институт Галина давно закончила — старшая ее дочь уже сама студентка вуза, младшая учится в английской школе языкам и в художественной — рисованию; науки постигает… И не она это, а Тряпкин про детей забыл, бросил, и лет пять уж их не видел… Все не так, как во сне!.. Но успокоение не наступает. Откуда ж этот сон, откуда?..