Твёрдость по Бринеллю

— Что, смешно, да? А если б она тебя зубами тяпнула? — сердито выговаривала Катюшке Мария. — Ведь я с ней и справиться не могла, с таким теленком… Весу-то больше, чем во мне. И народ идет рядом, хоть бы кто-нибудь оглянулся, помог… — говорила она неизвестно кому, так просто, с досады и испуга. О том, что псина могла тяпнуть и ее, за такое бесцеремонное с ней обращение, она просто не думала. — Хорошо, хоть псина сама отошла… Иди давай, — подтолкнула она Катюшку к остановке, — и не трогайся больше с места!

Они подошли к бровке тротуара и принялись поглядывать в сторону перекрестка, откуда должен был появиться автобус. Их остановка была последней перед заводом, куда и стремилась основная масса пассажиров. Дальше, после следующей остановки, автобус шел полупустой — через мост, на остров, где, в отдаленном его конце, у самого моря, находилась Катюшкина гимназия — единственная в городе с "художественным уклоном", ради чего Катюшка туда и ездила: училась там лепить и рисовать, а заодно постигала и остальные науки. Не удивительно, что их остановку автобусы часто проскакивали: до завода отсюда можно было пешком дойти. Но Марию и Катюшку это никак не устраивало: им-то надо было на остров!

Наконец автобус тяжело вывалил из-за угла и, остановившись, открыл двери. Из его чрева выдрались, отрывая пуговицы, несколько человек, и Мария приготовилась на освободившееся место быстренько втолкнуть Катюшку. Но тут кто-то энергично отжал ее в сторону, и все свободное место заполнил собой детина в толстой куртке защитного цвета. Мария задохнулась от неожиданности и наглости парня и, поняв, что остается ни с чем, вцепилась в эту куртку и принялась тащить малого из автобуса, тем паче что он все равно не помещался, и двери никак не закрывались.

— Ах, ты, гад, ребенка отталкивать? — завопила Мария. — Ты откуда взялся? Мы уже три автобуса пропустили, а ты, наглец, сходу вперся, выходи сейчас же!

Мужик махнул рукой сзади, отбивая руки Марии в сторону, но она снова вцепилась в зеленую полу и продолжала тащить его из автобуса.

— До завода тебе пять минут ходу, а нам до конечной надо, из-за тебя ребенок в школу опоздает, пусти его сейчас же!

Но мужик, решив отделаться от назойливой бабы, наугад лягнул ее ногой в тяжеленном кирзовом ботинке, и попал Марии прямо в грудь. Охнув от боли, она откачнулась, недоуменно посмотрела на парня и… сорвавшись чуть ли не на визг, разразилась ругательствами:

— Ах, ты… — дальше следовали нецензурные, обидные эпитеты, — пинаться, долбоеб несчастный, дубина стоеросовая, ты еще пинаться?!

Мужик ошалело посмотрел на бабу, которая, получив ботинком, никак не хотела убираться, а он никак не мог втиснуться поглубже в автобус, водитель из-за этого не мог закрыть дверей и чего-то ждал, а пассажиры автобуса внимательно слушали ругань Марии и, казалось, не дышали. Мария тоже заметила, что автобус чего-то ждет и дверей закрывать не собирается… И в этой странной, вынужденной паузе, прервавшей всеобщую суету и спешку, она произнесла страшное, рожденное бессилием и идущее из глубины души пожелание:

— Пинаться, значит? Это тебе так не пройдет… — Мария ярко представила цех, в котором, наверняка, трудится парень, — все цехи на их заводе как-то похожи один на другой, с их железным лязгом, козловыми кранами, тяжелыми грузами. — Пинаться? Так знай: сегодня же ты получишь за свой поступок в лоб — да, именно в лоб, — да так, что на всю жизнь запомнишь это!.. — она погрозила ему рукой.

Видимо, слова были сказаны с такой силой, что парень испугался:

— Ты что, дура, чего говоришь-то? Чего я такого сделал?

— А вот то и сделал, говнюк. Поймешь, когда сам получишь!

Мария увидела испуганные, удивленные лица людей, глазевших на нее сверху вниз из автобуса, и отошла, все еще негодуя, от дверей. Кое-как закрывшись, автобус тронулся и пополз дальше.

В следующий автобус Мария Катюшку затолкнула. Маленькая, с огромным ранцем, скрючившись на первой ступеньке под задницами взрослых пассажиров, гроздьями висевших в дверях, уже опаздывая в школу, Катюшка уехала, прижавшись губами к дверной щели, — авось да до следующей остановки не задохнется, и ее не расплющат, хотя именно на нее навалится вся людская масса, когда автобус будет делать правый поворот на площади…

С больным сердцем, полностью разбитая, Мария пошла назад, домой. Она только молила Бога, чтобы ребенок как-то выдержал напор людей до следующей остановки. Там, у завода, все выйдут, и дальше будет легче, можно будет даже сесть… Но на урок Катюшка все равно уже опоздала.

Она поднялась на свой этаж, все еще физически ощущая себя на месте дочери, зажатой чужими задами в автобусе, и тут вспомнила про парня, которому она сегодня открыто, не скрываясь, пожелала зла. Она, которая и мысленно людям зла никогда не желала. Бывало, боролась с негодяями, сволочными людишками, но зла желать, а тем паче смерти?.. "Господи, зачем я его так? — ужаснулась Мария. — Фу, как нехорошо… Как же я так — человеку проклятье послала, да еще при всех, да еще вслух? Стыд-то какой… Дикость!"