Твердыня грёз

– Переберёмся в подлесок. – Горан поднялся, всматриваясь в древесный шатёр зарослей. – Пока ещё можем здраво рассуждать. Уверен, вдали от ведьминых чащоб в голове прояснится.

Когда они пересекали степную равнину, солнце выглянуло из-за туч: ярко, властно, напоминая всему живому, что за топями мглы оно неугасимо испепеляет страхи. И пусть северный ветер остужал лучи – их медные блики проникали сквозь толщу переживаний, опускаясь согревающими крупицами на мутное дно душ – туда, где невредимо покоились кладом заветные мечты. Мечты, ради которых путники превозмогали слабость, голод и боль.

В подлеске крылья ветра утихли. Беглецы сидели на палой листве, жуя сухие ягоды кустарникового скледа, которые, как уверил Клюв, вполне съедобны и крайне питательны.

– Терпкая гадость, – промямлил Уц, но жевать не прекратил.

– Эти ягоды любят косули, – сообщил охотник, раскусывая жилистую мякоть. – Зух часто приносил в кармане.

Исмин отняла плечо от бурого камня, смотря волком на бывшего противника:

– Зух убивал косуль?

Крадуши переглянулись. Унизительные моменты заточения вновь всколыхнулись в памяти.

– Он ведь охотник. Много кого убивал.

– И ты? – Исмин прожигала взглядом мальчишку, который игнорировал её вопрос, осматривая ягоды.

– Исмин, побереги силы, – вмешался Горан. – Ты сама нас чуть не загубила. Мы договаривались бежать! – Он разочарованно отвернулся.

Исмин привалилась спиной к камню. Слабость делала её голос затухающим:

– Я думала, вы поймёте.

– Сомневаюсь.

– Да ладно, – вступился Уц. – Склоним голову перед её смекалкой – у нас теперь целый рюкзак оберегов. – Он театрально кивнул. – За них можно выручить уйму денег. Интересно, сколько?

– Нет! – запротестовала Исмин, обхватывая здоровой рукой рюкзак. – Я сняла их, чтобы похоронить.

Недоумение исказило лица мальчишек. Один Тами проникновенно поддержал:

– Им не место среди людей. Дикость – прятаться за убитыми животными.

Уц усмехнулся, поражаясь серьёзности намерения:

– Твою рану никто не вылечит в дар. Косули давно мертвы…

– Убиты.

– Да, убиты. Они не обидятся.

– Нет!

– Ис, отдохни, прошу, – примирительно заговорила Злата. – Ты поступишь, как считаешь правильным. – Она настойчиво посмотрела на Горана, требуя подтверждения.

Ситуация слаживалась патовая, но других способов раздобыть денег он не видел:

– Исмин…

Та мотнула головой упрямо, заслоняя собой рюкзак, – глаза застилали слезы, губы дрожали. Клюв поднялся, за ним выдвинулся Уц. Горану пришлось присоединиться. Исмин попыталась встать, но тут же схватилась за повязку шарфа на плече. Отчаяние отбирало последние силы.

– Нет! – крикнула. – Нет! Не троньте рюкзак!

Злата тихо попыталась вразумить ребят. Обстановка накалялась схваткой. Эфа и Тами взирали с осуждением.

– Этих оберегов хватит на дорогу в любую точку Царны. – Клюв остановился напротив девчонки, осмотрел крадушей. – Вы сможете купить ветвь путешествий, коней, лодку… что пожелаете. Обереги – единственная защита от змеядов.

Исмин непреклонно мотнула головой. Она не протестовала, просто сжимала отчаянно рюкзак. Клюв тяжело вздохнул, оглянулся. На лице Горана явственно читалось сомнение.

– А ты знаешь, кому продать? – сдвинув брови, поинтересовался Уц. – Так, чтобы нам заплатили, а не обобрали?

– Знаю.

– Оставьте её в покое! – настаивала Злата, всё же не решаясь подняться. – Горан!

Кудесник потёр рукой лоб. Ему хотелось только одного – рухнуть спать. Вместо этого приходилось отстаивать сомнительные замыслы в словесной перестрелке. Клюв шагнул. Исмин разразилась обвинительной речью. Слова не задевали ребят, в головах которых сейчас заправляли голод и расчет. Но их шаги остановила знакомая беспомощность, избитый взгляд жертвы, до последнего защищающей вымирающие убеждения.

Клюв наклонился и схватил рюкзак, не встретив опасного сопротивления.

– Я надеюсь, мы не пожалеем.

Он грузно направился к поваленному дереву в зарослях орешника. Горан выдвинулся следом. Мальчишки отломили от сухого бревна прочные ветки и стали копать сырую землю. Получались узкие, но достаточно глубокие ямки, в которые двое напарников опускали тлеющие млечным свечением рога и копыта косуль.

– Захоронение должно сопровождаться заклятиями? – Клюв вонзил рог в темноту углубления слитком золота. Глаза не верили, что руки закапывают драгоценность. – Почему они не меркнут? – Он потёр пальцем ребристый серп, которым некогда ночную мглу рассекало кроткое животное. В серой коре миллиарды вкраплений пульсировали искрами.

Над головами прозвучало пояснение Исмин:

– Согласно преданию, в оберегах остались души, обреченные сиять годы, отпущенные на жизнь луннорогой жрице. Но лишь в лучах светил. В земле они погаснут, призраки убитых косуль обретут покой.

Подошедшие Злата и Тами принялись неумело ковырять новые тайники для волшебных останков. Никто из крадушей особо не верил в правдивость предания о призраках. Но Исмин утешилась, словно они бродили печально рядом, и Горан решительно, уступая её необъяснимым предчувствиям, скрывал навеки от посторонних глаз магию, живодерами похищенную из леса.