Тверской баскак. Том 4

«Других ханов у меня для вас нет!» — Иронично перефразирую вождя народов и уже начинаю прикидывать, с чего бы получше начать, как вдруг меня пронзает мысль.

«Как это других ханов нет⁈ А Улагчи! — Вспомнив про малолетнего внука Батыя, что ненадолго унаследует власть после внезапной смерти отца, я тут же отрабатываю назад. — Нет! Тут еще следует все хорошенечко обдумать!»

* * *

Убранство большой юрты не блещет красотой и богатством. С первого взгляда не скажешь, что здесь проводит свои дни полководец, чья слава уступит разве что легендарному Субудаю. Простое войлочное ложе в углу, у входа лежат конские седла и сбруя, а тьму разгоняют два масляных коптящих светильника. Единственное отличие от жилища простого пастуха — это устилающий пол дорогущий персидский ковер.

«Может быть, в этом и есть настоящий шик, — иронизирую про себя, проходя под низкий полог юрты, — вот так вот запросто и не задумываясь о расходах, бросить бесценную вещь прямо на землю!»

Впереди меня, аккуратно перешагивая волосяную веревку у порога, заходит Турслан Хаши, и я слышу его приветствие.

— Удачи и благополучия тебе, Бурундай!

— И тебе, Турслан!

Кланяюсь вслед за Турсланом, хотя меня хозяин явно проигнорировал.

«Ничего, — успокаиваю себя, — никто теплого приема и не ждал!»

Дело в том, что после аудиенции у Берке и посетившей меня идеи, я долго думал о том, что я могу сделать сейчас для ее реализации. Улагчи, сыну Сартака и будущему малолетнему хану ныне всего два года, он сам, как действующее лицо, меня не интересует.

«Мне нужны те, кто будет стоять за этим царственным ребенком». — Так размышлял я, вспоминая все что я знаю об этом Ордынском периоде.

Получалось, что после смерти Батыя, а вслед за ней и скоропостижной кончины Сартака, Великий хан Мунке утвердил правителем Улуса Джучи сына Сартака, Улагчи, а по его малолетству поставил при нем регентом бывшую старшую жену, а к тому времени вдову Батыя, Боракчин-хатун. Ребенок процарствовал недолго, и его тоже убрали. Кто⁈ Претендентов тут всего двое, или Берке, или сама Боракчин в надежде посадить на трон своего сына Туда-Мунке. Впрочем, это неважно! Главное, что в краткой последующей борьбе победил Берке, а Боракчин-хатун была казнена, как изменница. Почему Берке удалось одолеть вдову, хотя за ней стоял Каракорум⁈ Да потому что Золотоордынская знать в этом противостоянии полностью поддержала ханского брата, а не его вдову.

Вспомнив все это, я тогда взглянул на ситуацию по-другому. Если главным рычагом, вытолкнувшим Берке на вершину власти, стала монгольская знать, то кто эти люди. Знать — это не отвлеченное понятие, знать — это группа людей, а значит, всегда есть один или несколько человек, которые формируют мнение этой группы.

«Кто они, или он⁈ — Спросил я себя и почти без раздумий ответил. — Бурундай, это уж точно! Он был верной рукой Батыя, вторым после Субудая полководцем в Монгольской империи. Покорял Булгарию, Русь, Польшу и Венгрию. Ему сейчас где-то пятьдесят три-пятьдесят пять, и авторитетнее его в Золотой Орде человека нет».

Осознав наконец эту простую, казалось бы, вещь, я сразу сложил концы с концами и понял, с кем мне надо разговаривать не только о своем будущем в Золотой Орде, но и проекте великого похода на запад.

«Конечно, ведь очень скоро он поведет монгольскую армию на набирающую силу Литву! — В тот момент в моей голове выстроилось окончательно-четкое понимание ситуации. — Бурундай поддержит Берке в борьбе за трон, а тот „в награду“ отправит почти шестидесятилетнего ветерана на западную границу усмирять взбунтовавшуюся Галицко-Волынскую Русь и Литву. Это больше похоже на почетную ссылку, чем на награду! Скорее всего, Берке не захочет терпеть рядом с собой человека, которому обязан троном и который в любой момент может вновь затеять очередную рокировку. Он с почетом проводит его в новый поход в надежде, что тот уже не вернется обратно. Как в прочем в действительности и случится. Бурундай умрет в тысяча двести шестьдесят втором году далеко от Золотого Сарая, где-то на степных просторах между Бугом и Днепром».

Уяснив ключевую роль Бурундая, я решил, что просто обязан с ним встретиться. Сделать это было непросто. Во-первых, Бурундай кочевал где-то в степях, во-вторых, к такому человеку так просто не заявишься, могут запросто и живьем в землю закопать.

Пораскинув мозгами, я решил действовать через Турслана Хаши. Для начала я подарил ему свое личное зеркало. Не то чтобы Турслану не терпелось посмотреть на свою старую физиономию, нет, просто он, как и я, прекрасно знал о его стоимости. Пять сотен арабских золотых динаров, сумма настолько гигантская, что объяснять ничего не пришлось. Приняв зеркало и посмотрев на свое морщинистое лицо, опытный монгол сразу же спросил.

— Чего ты хочешь⁈

Ответ мой был прост.

— Всего лишь две встречи. Одну с Бурундаем, а другую с Боракчин-хатун.

Удивила моя просьба Турслана или нет, я тогда так и не понял. Он ничего не ответил и лишь через неделю прислал гонца со словами — собирайся, завтра с утра поедем на охоту.