Я не собираюсь терять бойцов в хаосе ночной свалки, и мой план прост и чудовищен одновременно. Литвины расположились на постой в районе всего двух улиц, поэтому я оставляю по три бойца у ворот каждого дома, а с остальными я выхожу к перекрестку.
Теперь можно начинать «побудку»! Чиркает зажигалка, и вспыхнувший факел дает сигнал к атаке.
Редкий лай собак разом превратился в заливистый повсеместный вой, и город наполнился тревожным шумом.
У крайнего дома частокол по пояс, и мне хорошо видно, как мои бойцы взбежали на крыльцо. С удара ноги вылетела хлипкая дверь, и тут же вовнутрь полетела граната. Бойцы попрыгали в снег и…
Раз, два, три… Томительно протянулись мгновения, и грохнул первый разрыв, за ним еще, еще, и еще!
На другой улице дом побогаче. Высокий забор, ворота… Стрелки перемахнули через частокол, послышался дикий лай, переходящий в визг. Крики, женский вопль и разрыв…
Я поморщился. Не все шло гладко! Словно подтверждая, послышалось треньканье арбалетных спусков и звон оружия.
Глухие хлопки продолжают разрывать ночь, и кое-где уже вспыхнуло зарево. Отсвет пожара осветил улицы, и теперь хорошо уже видно, как с ближней улицы группа литовцев пытается пробиться к центру города. К этому отряду стекаются одиночные бойцы, вырвавшиеся из ужаса огненной бойни. В основном они в одном исподнем и босиком, большинство без брони, но все с оружием в руках.
«Это отборная дружина Товтивила! Все отличные бойцы! — Вспыхивает в голове. — Нельзя дать им собраться в кулак!»
Взмахом руки отправлю туда первый резервный десяток.
Там в сполохах огня сплошная мешанина и стрелять прицельно невозможно, поэтому вижу, как десятник приказывает оставить арбалеты и вытащить сабли.
«Молодец!» — Мысленно хвалю парня, а мои бойцы уже врубились в общую свалку, останавливая литву и рассекая их отряд на две части.
У меня на площади осталось не так много бойцов. Поставив все на внезапность и единовременность удара, я тоже распылил свои силы.
«Два десятка блокируют выход с улиц, по три бойца у сорока девяти домов. — Мозг считает на автомате. — У меня здесь не больше четырех десятков. Один я уже отправил! Осталось всего три!»
Не удержавшись, оборачиваюсь, и глаза подтверждают мой расчет. Все верно за мной не более тридцати стрелков, а бой еще в самом разгаре.
Пытаюсь быстро оценить ситуацию.
В свете бушующего пожара хорошо видно, что в середине каждой из улиц собралось по очагу сопротивления, и если на одной у моих численный перевес и дело явно идет к разгрому противника, то на другой все не так благополучно.
Приглядевшись, вижу человека, что цементирует и ведет за собой сгрудившихся вокруг него литовцев. Он мечется как зверь, кидаясь в самую гущу схватки и вдохновляя своих бойцов.
«Это наверняка Товтивил! — Решаю импульсивно, лица мне отсюда не разглядеть. — Если дать им закрепится, то потери у меня будут куда больше, чем я рассчитывал».
Решаюсь мгновенно, и бросив еще один взгляд на стоящих за мной стрелков, вытаскиваю саблю.
Вскинув ее над головой, ору во весь голос.
— За мной!
Срываюсь с места и слышу за собой топот своих бойцов и рев луженых глоток.
— Твееерь!
Сердце грохочет в груди как набат, грозя порвать грудную клетку, и я ору вместе со всеми.
— Твееерь!
Бегу вперед, плохо понимая, что я сейчас буду делать. Впереди перекошенный от ярости рот, взлетевший в замахе клинок. Колю куда-то, не глядя, уворачиваюсь, и рублю что-то податливое и мягкое.
Слева и справа свои, впереди чужие! Это все, что я знаю и вижу! Еще один удар, и еще! В лицо брызжет кровь, и я даже не знаю, моя это или чужая. Машу саблей, и все вертится вокруг в какой-то безумной мясорубке. И вдруг… Как-то враз куда-то все делось! Меня оттирают назад, и остановившись, я потихонечку вновь возвращаюсь в разумного человека.
Тяжело дыша, оглядываюсь вокруг. Литовцы дрогнули и, теряя строй, бросились спасаться каждый по себе. Это уже все, конец!
Я опускаю руку, все еще сжимающую саблю, и иду по улице. Схватка катится к выходу из города, где, довершая разгром, отступающих литовцев вновь встречают арбалетные стрелы.
Вот уже и последние дома, бой уже совсем затих, лишь кое-где еще мои бойцы добивают уцелевших. Стянув шапку, я утираю струящийся пот, и тут внезапно со двора одного из домов вылетает всадник. Опрокинув ближайших стрелков, он бросает коня прямо на невысокий плетень. Перемахнув через него, он вырывается из города. Перед ним заснеженное поле и кромка леса. Я вижу всадника со спины и не могу сказать точно, кто это, но почему-то уверен — это Товтивил.
Рядом со мной стрелок вскинул арбалет. До всадника не больше двадцати шагов, и его конь еще не набрал ход после прыжка. Шансов уйти от стрелы у него нет никаких, но я не даю арбалетчику выстрелить.
Моя рука отводит оружие в сторону.
— Пусть уходит!