Тверской Баскак

— Обсчитывается только то, что в пределах стены!

Некоторые начали вскакивать с места, переходя на крик.

— Ты откуда такой взялся?!

— Мы не посмотрим, что княжий человек…

Зарождающийся бунт на корню пресек тысяцкий.

— Угомонитесь, люди добрые, не позорьтесь! — Поднявшись со своего места, Лугота обвел взглядом собрание, особо останавливая его на самых буйных. — Не позволяйте жадности затмить ваш разум!

Его прищуренные почти черные глаза, обведя круг, остановились на мне.

— Мы твое слово услышали, наместник, и перечить ни в чем не будем. Как скажешь, так и сделаем. — Он особо надавил на последнюю фразу, словно бы говоря: первую часть твоего послания я услышал, а когда же будет вторая?

Выдержав его пронизывающий взгляд, я неторопливо поднялся и объявил.

— Все, что хотел, я вам сказал, бояре, а о дне переписи сообщу позже. — Закончив, я степенно направился к выходу.

Шагаю между двух рядов зло зыркающих на меня глаз и прикидываю про себя: «Достаточно ли я их напугал или нет?!»

За спиной слышу тяжелые шаги Калиды и шуршание длинной шубы Луготы. Слышу и понимаю. То, что тысяцкий Твери решил меня проводить — это не просто дань вежливости. Значит, он услышал то, ради чего я их тут пугал и все понял правильно. Угроза хорошенько потрясти местных богатеев может так и остаться угрозой, если будут приняты мои условия. Вот для этого он и провожает меня, чтобы выслушать их без лишних ушей.

Распахнув дверь, выхожу на галерею и, остановившись, с удовольствием вдыхаю морозный воздух. Сзади притормаживает Калида, а Лугота, обходя с правого бока, шепчет мне прямо в ухо.

— Сколько?

Не оборачиваясь, произношу так же в полголоса.

— Тридцать!

Моя немногословность ставит матерого мужика в тупик, а я, усмехнувшись, вновь делаю шаг. Где-то в глубине души, я понимаю, что в этот момент, говоря нашим языком, я вымогаю взятку, используя свое служебное положение. Нехорошо, конечно, но успокаиваю себя тем, что не для себя же стараюсь.

Не успеваю дойти до крыльца, как Лугота, догнав меня, вновь склоняется к моему уху.

— Тридцать чего…? — В его голосе слышится и непонимание, и раздражение одновременно.

Вот теперь я резко останавливаюсь и, повернувшись к нему, произношу четко и ясно.

— Тридцать мешков зерна!

Его глаза ошарашенно расширяются. Такой баснословной суммы он никак не ожидал. Пару мгновений я держу эту театральную паузу, а потом добавляю.

— В долг, до осеннего урожая. — Прочитав на лице тысяцкого усиленную работу мыслительного аппарата, слегка усложняю ему задачу. — И еще сена, на семь коров и козу. Это всего лишь до весны.

Глава 3

Солнце еще только-только начало разгонять ночную мглу, а я уже в седле. Надежда слезть с этой проклятущей кобылы не сбылась. Ездить приходится много. Сейчас вот собрался к месту, где в будущем должен вырасти поселок Медное. До зарезу нужен хоть какой-нибудь металл, а он здесь в несусветной цене. Металл нужен, а денег нет, да и купить, если честно, не у кого.

Никаких серьезных купцов в Твери не будет до самого зимнего торга, а вот к нему-то как раз и надо подготовиться. Нужен товар, который можно будет выгодно продать новгородцам и немцам. Я по этому поводу голову сломал, но кое-какие идеи у меня появились. Что за природные ископаемые в Тверской области есть или были, мне хорошо известно, как и то, что металлов у нас отродясь не бывало. Глина под фарфор, под кирпич, песок под стекло — это есть, а вот с металлами прямо беда. Вот тогда, я и вспомнил про поселок Медное, может название ему все же дали неспроста, и медь там все-таки когда-то была.

Само это место, насколько я помню, недалеко, километров тридцать от Твери, где-то на берегу реки Тверца. Найти его в моем времени проблем не было. Едешь по шоссе и приезжаешь куда надо, а вот как его найти сейчас, трудно сказать. Единственная привязка, это река Тверца. Пойдем по ней, решил я для себя, а там видно будет, может удача и подвернется.

Выехали втроем. Я, Калида и Фрол Золотарь. Последний — это рудознатец из Киева. Был он отправлен во Владимир, по просьбе Великого князя Юрия, но доехать успел только до Коломны, где и угодил в лапы монгольского разъезда. Для него это трагедия, а для меня, как это ни цинично, настоящая удача.

Бросив взгляд на едущего за мной Фрола, я вспомнил, как на второй день существования моего поселения построил я всех в три шеренги и, пройдясь перед неровным строем, сказал:

— Кто я такой, вы знаете, а вот с вами мне надо ознакомиться. — Вглядываясь в бородатые, осунувшиеся лица мужиков и напряженно-испуганные глаза баб, я начал перечислять. — Кузнецы, плотники, каменщики и прочие… Есть?!

Вышел один кузнец, пять плотников, гончар и кожемяка. Я думал будет поболе, но видать Турслан Хаши приберег мастеров для себя. Не успел я огорчиться, как из задних рядов вышел малорослый мужичок с приплюснутым носом и осторожно спросил.

— А золотари нужны?

Первым порывом было сказать — мне все нужны, но я сдержался и, оглядев неказистого мужичка, иронично хмыкнул.

— Золотишко-то у нас не скоро появится.