Тверской король

– Ну всё! команд ты не слушаешь, вылезать не хочешь, я тебя сейчас сам вытащу и искупаю водой из бочки, – раздражался мальчик и схватив псину за задние лапы, выволок её из-под крыльца.

– Женя, что же делать? – причитала Надежда Петровна, оглядывая распухшую морду собаки. По худому, волновавшемуся туловищу Найды, приступами пробегала волна судорог, после чего она вся сжималась, тяжело дыша, затем вытягивала морду, и не поднимаясь с травы, перебирала лапами по земле, ища себе удобное положение.

– Пап! она сейчас умрёт! – кричал Паша, весь дрожа от нервного напряжения, сидя перед псиной на коленках и как ненормальный гладя больную по горячей голове. Евгений Николаевич понуро глядел на собаку, молчал в задумчивости, скрежеща зубами, от чего на его щеках, под щетиной дёргались скулы. Потом как будто очнулся:

– Надя, принеси покрывало, я её унесу.

– Куда? – не помня себя от отчаяния вскрикнул Паша. – Куда ты её понесёшь? Убивать?

– Женя! Не смей! – перегородила дорогу Надежда Петровна.

– Да пустите, вы! – ответил охотник через стиснутые зубы.

– Папа! – осипшим голосом кричал обезумевший и испуганный Паша. Рыдания сдавили ему горло. Надежда Петровна обняла сына, который позволил себе уже плакать в полный голос. Олег всё это время стоял неподалеку молча, беспомощно глядя на мучение Найды.

Катя-ворон на тот момент уже спала. Она ложилась рано, когда солнце ещё стояло над лесом, а вставала глубокой ночью. Затем снова ложилась часов в десять утра и спала до полудня. На стук Евгения Николаевича её окна отозвались холодным блеском приближающихся сумерек.

– Катерина! – крикнул он в тишину спящего двора. – Катя! Помощь нужна!

Через несколько минут послышался скрип двери на веранду.

– Чаво стряслось? – крикнула в ответ хозяйка, еще не показавшись в дверях. Затем она вышла на тесное крыльцо.

– Собака помирает. Гадюка укусила.

– Ууу… Тварь, ползучая… Хай сюды, похляжу.

Евгений Николаевич прошёл на веранду и положил животное на пол. Хозяйка нагнулась над собакой. Со сна она была босая, с бледным лицом. Заношенная ночная рубаха её, обнажала руки и ноги до колена. На плечи был накинут серый, местами дырявый шерстяной платок. Гладкие волосы её выбились и разлохматились вдоль длинной косы.

– Не хляди ты на меня! – вскинула она руками. – Ступай отседаль. Завтра приволочишься. Пущай эту ночь она тут побудит, я подлечу.

Евгений Николаевич вышел на улицу с тяжёлым сердцем. Он слышал, как Катя-ворон что-то бормотала, и бледная тень её ходила по дому из одной комнаты в другую. Эту ночь Евгений Николаевич с женой почти не спали. Детей же в крепкий сон срубила молодость. Когда рассвет только-только защекотал остывшее небо, охотник уже стучал робкими пальцами во входную дверь чёрного дома.

Собаку Катя вылечила. Найда встретила хозяина с щенячьим восторгом, попеременно то подпрыгивая, то прижимаясь к ноге охотника выгибая дугой свою худую, пружинистую спину. Выйдя от Кати, Евгений Николаевич на всякий случай перекрестился, быстро и почти незаметно, завидев выглядывающий вдали, крест часовенки.

Как-то днём девочки Оля и Полина крутились на ферме. Стас хозяйничал в доме один. Валялся в зале на полу и крутил в руках мяч, что Полина принесла днём раннее для игр. И мял он его, словно пытался расплющить, ковырял пальцем, скрёб обрубком обгрызенного ногтя. Потом поднялся с пола, залез в чулан, где у бабушки стояла целая батарея пустых банок, парочка которых была наполнена вареньем, оставшимся с зимы, с тонкой линией плесени под крышкой. Куча тряпок и всякого другого хлама. Покопавшись впотьмах чулана, мальчик обнаружил небольшой ящик с разными железяками, которые, очевидно, принадлежали деду Пете. В куче всего наброшенного откопал шило. И жадно улыбаясь, побежал за мячом. После расправы над игрушкой, Стас добрался до игральных карт, которые девочки спрятали в ящике стола, укрытого жёлтой скатертью. Отобрал всех дам и валетов и беспощадно порвал их на мелкие кусочки, после чего закопал в саду, наделав холмиков. Затем он слопал остатки, подаренных дядей Юрой, конфет.

– Стасик, ты что натворил? – закричала Оля, когда вернулась домой с фермы. – Ты зачем карты порвал и мяч проколол? Что мне Полине сказать?

– Скажи ей, что она дура! – победоносно отозвался мальчик.

– Ты обормот! я бабушке всё расскажу, она тебе задницу-то надерёт.

– Пусть дерёт, мне не страшно. Надоело, что ты всё возишься с этой городской. Воображала она, нам таких не надо, – горланил мальчик, забираясь по маленькой деревянной лестнице на печку.

– Ты чего туда полез, а ну слезай, будешь карты и мяч заклеивать.

– Ай, отвяжись. Если тебе так охота, сама клей.

– Ба…ба… – Оля побежала на улицу, за дом.

– Эй Оля! Вернись! – заорал Стас, высунув растрёпанную голову с печки. – Ты что?

В окне кухни с заднего двора показалось обмотанное в платке слегка морщинистое лицо бабы Вари. Она театрально погрозила кулаком в пустую кухню, где на печке притаился Стас.

– Вот совсем с телеги упали, – тихо проговорил про себя мальчик и увидел на верхней полке шкафчика со сломанной дверкой банку сгущёнки.