– Виталик, – вскинулась она, – я же просила тебя быть в комнате, когда у меня гости. У тебя есть приставка, ну и играй.
– Мам, кнопки залипают, – он поднес джойстик к ее лицу. – Видишь? Я прыгать не могу и приседать.
– И чем я теперь могу помочь? – она развела руками. – Надо аккуратнее обращаться с вещами.
«Мам». Получается, она прятала от меня сына. Боялась, что сбегу?
– Можно посмотреть, – я протянул руку. – Это от триста шестидесятого икс-бокса? Я починю.
Остаток вечера я просидел в комнате Виталика, в окружении постеров с незнакомыми мне персонажами аниме. Дважды разобрал и собрал джойстик и починил-таки. Следующие два часа мы провели, выясняя, чей ниндзя первым добежит до конца уровня. Жанна несколько раз заглядывала к нам, слушала наш хохот и снова притворяла дверь.
– Спорим, в этот раз я тебя сделаю! – выкрикнул Виталик, откидываясь на подушки.
– Спорим! На что? – откликнулся я, перехватывая джойстик.
Я намеревался предложить какой-нибудь фант, глупость, вроде дойти до кухни с мячом, зажатым между коленями: «я пингвин, несу яйцо». Но Виталик сверкнул глазами и протянул руку.
– На спиннер. Я выиграю, ты покупаешь. Если ты – я. Не думай, у меня есть деньги, я откладывал.
– Не вопрос, – я разрубил пожатие левой рукой, подтверждая спор.
Перед самым финишем мой ниндзя позорно свалился в яму.
На следующий день я заказал на китайском сайте спиннер с утяжелителями в виде футбольных мячей. Запоздало подумал, что надо было поискать модель с анимешной символикой. Но когда я прислал ссылку Виталику, он завалил меня восторженными смайлами и восклицательными знаками. «Это супер! Такого ни у кого в классе нет!»
Две недели я каждый вечер приходил к Жанне, приносил пастилу или печенье и успевал выпить чашку чая, прежде чем Виталик начинал тянуть меня за рукав: «Пойдем, пойдем!» Мы играли в приставку, собирали странные здания из конструктора, я научил его пользоваться паяльником. Провожая меня, она закусывала губу, но Виталик скакал вокруг, и она молчала.
Посылка пришла тридцать первого августа. Я забрал ее на почте и полетел к Виталику. Она открыла дверь, но не посторонилась, смотрела на меня в упор, пока моя улыбка не увяла.
– Как ты думаешь стать ему отцом, не становясь моим мужем?
Я понятия не имел как. Но надеялся: как-нибудь утрясется. Ха.
– Не приходи больше, – отчеканила она, захлопывая дверь.
В конце концов я сдался. Бумажный пакет из Китая два года провалялся за шкафом. Я нашел его случайно. Ядовито-зеленая вертушка на ладони – как удар под дых. Я зажимаю спиннер между большим и указательным пальцами. «Трррррр»… Два года – в пыль.
Напротив их подъезда – детская площадка. Я жду с шести. Первое сентября: он пойдет на линейку. Мелкий дождь, дети с цветами. Виталика нет. Переехали? Он появляется, когда я собираюсь уходить. Я едва узнаю его – с этим ростом, с этими дредами. С дредами!
Я поднимаюсь и делаю шаг навстречу, сжимая спиннер за спиной. Вспомнит ли он меня?
Он замечает меня, когда между нами остается пара шагов. Он смотрит на меня в упор, и я не понимаю, узнал или нет? Его лицо мрачнеет, он требовательно тянет руку, и я вкладываю в нее спиннер. «Трррррр»… Виталик раскручивает его, и тот превращается в скопище дрожащих колец. Прячет спиннер в карман, совсем по-взрослому протягивает руку, я жму ее. А ведь эта встреча могла бы стать последней. Потому что нельзя верить тому, кто ведет себя как отец и при этом не выполняет своих обещаний, даже спустя два года.
Ольга Баринова. Липовый мед
Эля вошла в дом, включила свет в прихожей и позвала мужа по имени. В доме было тихо. Обычно в это время Сережа ждал ее возвращения из студии, слушал свой любимый «Procol Harum» и пил красное полусухое. Студией он называл маленький сарайчик три на три в дальнем углу их огромного яблоневого сада. Когда они купили землю, там, под неровно уложенным шифером, хранились какие-то грабли и пыльные мешки, забытые прошлыми владельцами. Но потом Сережа провел туда электричество и назначил развалюху Элиной студией. Прорубил несколько больших окон, чтобы было много света. Ведь скульптору нужен дневной свет.
Сережа спал в гостиной на желтом продавленном диване. Он лежал на животе, свесив левую руку до самого пола. Эля снова тихонько позвала его. Подошла поближе и заметила, что щека над рыжей бородой и краешек носа были черными, будто переспелая вишня. Она затрясла Сережу, закричала. С кухни прибежал пес. Эля с трудом перевернула мужа и приложила ухо к его рту. Тишина. Тогда Эля начала бить кулаками по его груди, делать искусственное дыхание. Пока колошматила по неподвижному Сережиному сердцу, надорвала себе связки в левом запястье. Но боли не заметила. Позвонила в местную «Скорую». Ближайший пост оказался за шестьдесят километров, тут, в горах, люди не болели, жили долго. С вайфаем и спутниковым телевидением, но без «Скорой». Стащила его, рыча от натуги, еле-еле затолкала в старенький «Опель». Повезла. Пес сидел рядом. Сережа лежал сзади. Эля тихо скулила от страха.