Твое имя (СИ)

Они спустились в трактир, что располагался при постоялом дворе. Мара с удивлением обнаружила у камина Бимера и Вильяма, которые успели переодеться в традиционные для своей профессии красные рубашки и готовились дать представление. Хотя чему она удивлялась? Именно для этого артисты и поехали с обозом. В маленьких городках всегда рады новым людям, особенно если они привозят с собой новые песни, а еще слухи и сплетни.

Эрл вновь попросил гору еды, так что Мара ничего не стала заказывать для себя — все равно придется доедать за маленьким обжорой. И вот перед мальчиком поставили тарелки с жареной картошкой и цыплятами, сдобными булочками и блинчиками.

Бимер тем временем веселил публику игрой на свирели, а Вильям под аккомпанемент пел забавные песни со скабрезными шуточками. Непритязательная публика хохотала, хлопала и бросала в стоящую у ног артистов шапку мелкие монеты.

— Уф, наелся!

Эрл протянул Маре тарелки с картошкой и недогрызенным блинчиком, откинулся на спинку скамейки. Мара задумчиво взяла ломтик картошки. Есть не хотелось, хотя она понимала, что силы на исходе. Нет, надо себя заставить, брюки и так еле держатся. И она решительно приступила к еде, надеясь расправиться поскорее и вернуться к Бьярну. Ему ничто не угрожает, но на душе станет спокойнее, когда окажется рядом.

Она уже хотела уйти, но Вильям вдруг запел песню, отличавшуюся от прежних. Песня была пронзительной и грустной, так что все сидящие в зале притихли, слушая. И Мара осталась тоже.

Свирель вторила словам, будто бы соглашаясь и оплакивая. Светлая и печальная музыка взлетала и трепетала, то затихая, то воскресая вновь.

Надо мной летит неслышно

Мой невидимый убийца,

Шорохом прозрачных крыльев

Мне считает каждый миг.

И в тоске забилось сердце,

Но не спрятаться, не скрыться.

Но не спрятаться, не скрыться…

Он безжалостен и тих.

И настанет миг, на плечи

Крылья он свои положит.

И настанет миг, прошепчет:

«День пришел, и пробил час».

И уже ничто на свете

Не спасет и не поможет.

И уже ничто на свете…

Светлый бог, помилуй нас…

И когда смеюсь от счастья,

Над собой увидев солнце,

И когда весенним утром

По траве бегу, босой,

Словно слышу я как будто:

Надо мною смерть смеется.

Словно чувствую как будто

Шорох крыльев за спиной.

Мара почувствовала, как сжалось сердце. Вот он, исход всего — смерть. И нет ничего больше. Счастье, радость, любовь — все скоротечно и тленно. Она сама не заметила, как спрятала лицо в ладонях, борясь со слезами.

Тут большая теплая ладонь легла на ее плечо.

— Ты чего, птаха?

Мара обернулась, не веря ушам. Бьярн! Тяжело опустился рядом на скамью, поморщился, когда положил забинтованную руку на стол. Под глазами залегли тени. Но это был он! Живой и достаточно бодрый для того, чтобы первым делом отправить в рот недоеденный блинчик.

А вторым делом, пользуясь изумлением Мары, скользнуть по ней ласковым взглядом, а потом притянуть к себе и прикоснуться губами к макушке. Мара хотела было дернуться и отмахнуться, но раненая рука Бьярна помешала — по тому, как он держал ее, хоть и старался не показывать вида, догадалась: рана беспокоит.

— Сидит грустит моя птаха, — сказал он.

— Песня грустная…

— Разве? Мне не показалось. Вроде она о том, что надо ценить каждый счастливый миг этой жизни. Быть живым, пока жив. Радоваться и любить, пока можешь.

Бьярн улыбнулся, а Мара вдруг вспомнила слова Тайлы: «А иногда забудется и плавно так, стройно рассказывает…» Сидящий рядом с ней человек говорил слишком умные вещи для простого деревенского парня. Умные и правильные. Кто же ты, Бьярн? Откуда? Почему ничего не рассказываешь?

— Да… — прошептала Мара. — И правда…

Эрл, который все это время прислушивался к разговору, но не понял ни слова, успел заскучать.

— Можно погулять?

— Только по двору! — строго сказала Мара.

Бимер и Вильям между тем решили сделать передышку в выступлении и присели за стол. Мара знала, что на самом деле это часть программы. Сейчас посетители станут наперебой угощать их элем и вином и пытаться выведать, какие слухи привезли артисты из тех мест, где бывали.

— А что там у Чернолесья? — спросил кто-то, подливая в кружку Бимера темный пенящийся напиток. — Что нового слышно? Говорят, в Скире страшная хрень творится!

Мара переглянулась с Бьярном, оба обратились в слух.