Твое место на Зоне

– Две тысячи я вам прощаю, а восемьдесят будьте добры отдать, – виновато улыбнулся Тимофей.

– Да, конечно…

Карточный долг – это святое. Тем более что у него есть чем расплатиться. Нет, не сейчас, месяца через два, ну максимум через три. Скоро он станет получать причитающуюся ему долю с левого производства.

Он вежливо попросил Тимофея немного подождать с выплатой карточного долга. Парень любезно согласился.

А через три дня произошло несчастье. Он поставил машину в гараж, хотел было закрыть ворота, но вместо него это сделали другие. В гараж ворвались два мордоворота, закрыли ворота изнутри. У одного в руке нож, у другого – топор. Егор Демьянович почувствовал предательскую слабость внизу живота.

– Ты чо, фраер, совсем припух! – взревел мордоворот с ножом.

– Ты бабки собираешься возвращать? – спросил второй.

– К-какие бабки?

– А которые ты Тимохе просадил… Восемьдесят косарей!..

– А-а, это… Так мы же договорились… Он сказал, что подождет…

– Так он ждал. Два дня ждал. А ты, болт, ни мычишь, мля, ни телишься…

– А-а вы кто такие?

– Мы-то? Мы это судебные приставы, гы-гы… Слыхал про воровской суд? Так вот, чувак, этот суд постанову тебе задвинул – восемьдесят косарей на бочку!.. Гони бабло, козел!

– А-а, да, конечно… К какому сроку?

– Какой, хрен, срок? Все сроки вышли, понял!.. Прямо счас бабки на бочку, ну!

– Но у меня нет таких денег… Не могли бы вы немного подождать…

– Два дня ждали… Короче, нет бабок, тогда жизнь свою гони…

Уголовник ударил Калиткина кулаком в живот, а когда тот согнулся, зашел сзади, обхватил голову рукой, задрал подбородок. И приставил к горлу нож… Ослабший узел внизу живота развязался – в штанах стало мокро и тепло. А в душе могильный холод…

– Ну так чо, долги возвращать будем? – спросил мордоворот с топором.

– Да-а… – с хрипом выдавил из себя Егор Демьянович.

– Так бабок же нет… Короче, есть вариант. Ты сейчас пишешь заявление. На имя Бахметьева… Знаешь такого? Знаешь… Так вот пишешь, что я, такой-сякой, отказываюсь от должности директора мехового комбината. Прямо сейчас и напишешь! А мы с тебя долг списываем. Все до копейки. Ты никому ничего не должен.

Калиткин отчаянно закивал. Да, он согласен! И тут же уголовник отпустил его, убрал нож от шеи. И сразу же расхотелось отказываться от должности. От денежной должности!

– А можно… можно я с процентами вам буду отдавать… Через месяц отдам пятьдесят тысяч, еще через месяц столько же, еще… Три раза по пятьдесят тысяч. Это же почти в два раза больше, чем восемьдесят тысяч!

Он думал, что уголовники с радостью примут это предложение. Но нет, они угрожающе мотают головами… И тут до шокированного дельца дошло, что дело здесь вовсе не в деньгах. От него требуют отказа от должности. Значит, карточный долг – это всего лишь эпизод в большой игре, развернувшейся вокруг мехового комбината. Но этот эпизод может стать для Калиткина последним в его жизни, если он сейчас же не спишет с себя долг. А сделать это он мог только одним способом. Да, он напишет заявление. Да, он хочет жить.

2

Глеб Васильевич смотрел на своего назначенца с плохо скрываемым презрением. Надо же было так ошибиться в своем выборе. Оказывается, Калиткин непроходимый тупица, если позволил обвести себя вокруг пальца. Сразу должен был сообразить, что карточный долг ему навязали воры. И парень с глазами херувима был самым обычным воровским каталой, который ухитрился проникнуть в общество солидных людей.

– Глеб Васильевич, вы же должны понимать, что это такое – карточный долг, – хныкал Калиткин. – Если бы я с ними не рассчитался, они бы убили меня… Это же воры. Это же бандиты. Им человека убить, что плюнуть.

– Ты кретин, Калиткин! – зло сквозь зубы процедил Панфилов. – Ты бы мог сразу обратиться ко мне. Я бы дал тебе восемьдесят тысяч в счет твоей доли. Ты бы расплатился с долгами, и никаких проблем… А так ты написал заявление, и оно уже на столе у Бахметьева…

Теперь Глеб Васильевич точно знал, что начальник местной промышленности продался ворам и пляшет под их дудку. Но только это дело у него не пройдет. Сейчас Калиткин отправится в прокуратуру, расскажет там, каким образом его вынудили написать злосчастное заявление. Отказ от должности будет признан недействительным. Все просто.

Только что-то не очень хотелось видеть Калиткина на посту директора комбината. Не тот он человек, который нужен Панфилову… Но, увы, уже поздно что-то менять. Приказ в министерстве почти состоялся. А разводить сыр-бор с новым назначением – это большая потеря и во времени, и в деньгах. К тому же воры развернули борьбу за своего назначенца. Так что уж лучше пусть будет хреновый директор, но свой, чем толковый, но чужой…

– Могу успокоить тебя, Егор, – недовольно изрек Панфилов. – Твое заявление никакой силы не имеет. И то, что Бахметьев удовлетворил твою, хм, просьбу, ничего не значит. В любом случае ты остаешься на посту директора. Это мое слово!

Но что-то не видно радости на лице Калиткина. Все что угодно – растерянность, страх, но только не радость…

– А как же карточный долг?.. – испуганно спросил он.