Твое наказание

Как дыхание сбито и пульс на нуле.

Как из дома, горящего уже, не спасают,

Как боятся упасть при большой высоте.

(«Я люблю тебя так...» Катерина Кейнси)

Вероника

— Прекрати! — психует Родион, хватая меня за руку, которой я размешиваю сахар в кофе.

Мы на завтраке в местном кафе. Вокруг люди, шум посуды, за столиком слева дети, которых отчитывает мать за то, что они не умеют вести себя за столом. За окном снова снег. Осень в этом году холодная, голуби на карнизе собираются вместе, греясь и прижимаясь друг к другу. В моей тарелке блинчики с сырным кремом. Кофе любимый со сливками. Я его еще не пила, но точно знаю, что он невкусный. Самый вкусный кофе варит только Виктор. И завтраки его не сравнятся ни с одним шеф-поваром. Все пресно, серо, пусто без него. Ничего не хочется: ни спать, ни разговаривать, ни есть, ни жить в реальности, где нет его.

Меня ломает. Жутко ломает, словно в лихорадке. Хочется бежать к нему, сломя голову, и плевать на все. В объятья к нему хочется, уткнуться носом в шею и дышать его запахом. Рук его хочется сильных, голоса, жадных взглядов, дыхания, тепла. И кричать хочется, надрывая горло. Я кричу, но только в себя. Комната эта чертова не дает покоя, как музей его любви и горя, как памятник идеальным отношениям, черная метка моим чувствам.

Я хочу быть единственной в его голове, душе, сердце. Эгоистично хочу, чтобы меня любили так же. До разрыва, до боли. Абсолютной любовью, вне конкуренции, как люблю я.

Мне бы и правда уехать домой, оставить этот город, этого мужчину наслаждаться и лелеять свою боль.

Но не могу...

Не могу и все...

Виктор держит меня. Жутко от мысли, что больше никогда его не увижу.

Поднимаю глаза на брата.

— Там уже ложка растворилась, — усмехается он. Раньше я съязвила бы или закатила глаза. А сейчас просто оставляю ложку и отворачиваюсь к окну. До этого момента мне казалось, что раньше я любила. Первая любовь в школе, влюбленность в Дениса.

Оказалось, я ни черта до этого не любила, ни на долю. Прощалась со всеми легко, злилась, ненавидела, обижалась, но не болела. Мне никогда не было настолько невыносимо больно.

Кажется, жизни нет без этого мужчины. Ничего больше не имеет смысла.

— Если ты сейчас же не поешь, я запихаю в тебя эти блины насильно, — недовольно высказывается Родион.

— Я не хочу.

— Ты уже вторые сутки «не хочешь», Ника! — злится. А мне все равно, пожимаю плечами.

— Ну что ты от меня хочешь? Что? Я и так насильно не тащу тебя домой. Даю право выбора. Выбирай. Не надо мне тут умирать! — срывается брат.

— Скажи, как умерла его супруга? Только голые факты, без твоих спецэффектов.

— Они попали в аварию на трассе. За рулем был Виктор.

— Тогда почему он сидел? Это же несчастный случай. Стечение обстоятельств. ДТП со смертельным исходом, непреднамеренное убийство. При хорошем адвокате – условный срок, исправительные работы.

— Все-таки что-то запомнила из изученного? — усмехается Родион. А мне не смешно, я жду ответов. — Статья 264 УК РФ, пункт второй. ДТП со смертельным исходом, если виновник находился в состоянии опьянения и нарушил правила. Он лишается возможности получить условный срок и подлежит более суровому наказанию.

Закрываю глаза. Дышу. Открываю. Брат пьет кофе, рассматривая меня. На глазах снова выступают слезы.

— Это плохо, он виноват, но никто не знает, что его заставило сесть за руль пьяным и нарушить правила. Мы не судьи. Мы не боги...

Пытаюсь найти оправдания.

— Ника, я согласен, ситуации бывают разные, и только поэтому я насильно тебя не забираю отсюда и даю выбор. Прекрати плакать, Вероника!

Закрываю лицо руками. Я не хочу плакать, не люблю рыдать и очень редко это делаю. Я не впечатлительная. Обычно показываю эмоции по-другому: злюсь, выговариваюсь, исполняю. Сейчас мне не на кого злиться. Никто не виноват. Ничего не могу с собой поделать, сердце разорвало на ошметки и все залило кровью. Не могу взять себя в руки.

— Пойдем, — Родион подает мне руку и поднимает с места. Помогает одеться и выводит на улицу. Снятая Родионом квартира находится через дорогу. Брат обнимает меня за плечи, растирая их. — Были там смягчающие обстоятельства, — вдруг говорит он мне. — Оттого и срок маленький.

— Какие? — быстро моргаю, пытаясь отогнать слезы.

— Да не вникал я. Баба довела, спровоцировала. Истеричка.

— Правда?

— Ну это ты у него спроси.

Впервые говорит со мной очень мягко, будто одобряя нашу с Виктором связь. Утираю слезы, Родион обнимает меня крепче.

— Дурочка ты моя. Говорила, самостоятельная, не нуждаешься в опеке, а сама втрескалась в мужика старше на двадцатку. Папочку нашла, — подкалывает меня.

— Да иди ты! — пытаюсь вырваться. — Ты тоже намного старше Лены.

— Ну ты не сравнивай.

— Двойные стандарты, господин Белов.

Мы доходим до подъезда. Застываю на месте, пряча руки в карманах. Дыхание резко спирает. Виктор.

Он стоит возле подъездной двери. Курит. С виду спокойный, но сигарета дрожит в пальцах. Холодно.