–
Мишель пожала плечами, выдавила из себя улыбку и вернулась в комнату к Стиву.
Он крепко обнял ее. Они стояли несколько минут, словно завернутые в плед грусти и молчания.
– Мне остаться? – спросил Стив.
– Нет, спасибо. Мне нужно побыть одной. Обдумать все, ведь такая каша в голове.
Стив понимающе кивнул и вышел, а Мишель попыталась заснуть. На ум пришла греческая мифология, один бог в частности. Морфей, бог сна. Она попыталась на его образ медитировать, представляя Морфея якобы сидящим в белой блестящей тоге на втором ярусе кровати, и болтающего ногами. Медитация не помогла, даже когда Мишель пыталась концентрировать внимание на пальцах ног бога сна, что Тави нашел развлекательным действом.
Поворачиваясь с бока на бок, девушка не могла стереть образ казни своего носителя, его боль, его страх, его дрожь и его воспоминания. Карие глаза его жены стояли перед ее внутренним взором. И запах. Запах жасмина назойливо поселился в ноздрях Мишель.
Слеза покатилась по ее щеке.
Глава 24
Двойные стандарты прошлого
Бессонная ночь постепенно перешла в изучение девушкой Ислама с помощью Википедии. Восходящее солнце ненавязчиво постучалось в окна – начался новый день.
Когда Стив и Мишель вышли на утреннюю пробежку, он спросил:
– Ты хоть немного поспала? Бледная такая.
Мишель отрицательно покачала головой.
– Ты меня прости, но мне очень интересно. Ты вспомнила себя, ладони свои, во сне?
– Нет, – девушка выглядела разочарованной. – Руки носителя были связаны.
Декабрь дышал прохладой, дворы выпячивали свои рождественские декорации, словно заявляя друг другу: «Мой хозяин круче, чем твой хозяин». Красные и розовые камелии, которые в субтропиках цветут всю зиму, украшали дворы, радовали глаз. Кусты красивоплодника, сбросившие листья, добавляли контраст своими красивыми ярко-фиолетовыми ягодами, цвета волос и глаз Тави.
– На твоем теле было много дырок. Над тобой издевались?
– Где-то в Азии меня засверлили до смерти обыкновенной электрической дрелью.
– А почему?
– Трудно объяснить. Ты про ислам что-нибудь знаешь?
– В университете мы изучаем историю религий. В седьмом столетии ислам был основан Мухаммадом. У этого пророка были видения, и говорил он поэмами, которые другие люди записывали, так что священная книга мусульман, Коран, – в стихах. Они не отмечают Рождество, и зовут своего бога – Аллах.
– Окей, ты в курсе, что в христианстве существует несколько направлений. Например, православие у русских и греков. Католики, баптисты, адвентисты седьмого дня, свидетели Иеговы, объединенные методисты, пресвитериане, мормоны, лютеране – все являются христианами, верят в одного Бога и его сына Иисуса Христа, но по-разному интерпретируют Библию. Я так поняла, что в исламе три направления: суфизм, шиизм и суннизм.
– Короче, твоего носителя убили за его веру?
– Да. Если честно, я не успела тщательно разобраться в направлениях ислама. Я почитала, но не совсем понимаю. Вообще, я не ставлю себе цель понять, почему люди друг друга убивают. Моя цель помочь Тави обрести свободу.
Работа и Анжелика высасывали время Мишель подобно ребенку, который потягивает кока-колу через трубочку.
Днем, чуть ли не каждый час, она останавливалась, чтобы сбросить путы происходящего и сконцентрироваться на своих ладонях.
– Я контролирую свои сны, – повторяла она аффирмации то мысленно, то полушепотом, пытаясь запрограммировать себя как компьютер.
Вскоре через открытое окно новая ночь многообещающе смотрела на девушку миллионами своих глаз.
Мишель впустила Стива, снова одетая в бикини, они прошли в ее комнату, и она продолжила ритуал рассматривания ладоней. Юноша наблюдал, как ветер дразнил занавеску в комнате. Занавеске, казалось, нравилось внимание ветра, и они танцевала фламенко.
– Ты выглядишь со стороны так, словно практикуешь хиромантию.
– Может, когда-нибудь, но не сейчас, – пошутила девушка.
– А что ты чувствуешь по отношению к своему узнику? Тебе его жалко?
Мишель закрыла глаза и задумалась о Тави. Его лицо предстало перед ее внутренним взором.