Там нет моей любимой арабики.
Там просто мутная жижа.
Артем видит мое состояние и пытается как-то отвлечь, рассказывает что-то о черепахах, я, кажется, даже смеюсь. Не помню. Мне настолько плохо в этот момент, что память мгновенно стирает все лишнее.
Осторожные взгляды Марьи Ивановны, злорадные — менеджеров — все словно в тумане.
Конец рабочего дня подкрадывается незаметно — пятница, все расходятся быстро, а я остаюсь в офисе. Перекладываю документы, создаю для кого-то видимость. Для кого? Если я одна в кабинете?
Оставляю бумаги и открыто делаю то, чем занималась весь день — жду.
Приезда Фрола, сообщения или звонка.
Снова пробую с ним связаться — и снова безрезультатно.
Мы должны были ночевать у него, и стыдно невероятно, но я захватила с собой из дома то, во что можно переодеться, и… тапочки.
Невероятно смешно.
Просто до боли в груди.
Не выдерживаю одиночества — давит, сгибает, мучает, подкидывает сотни вариантов того, что могло случиться, и в тысячный раз прокручивает тот, который кажется наиболее вероятным, реальным.
Фрол меня бросил.
А если бросил, зачем я все еще здесь?…
Голова раскалывается — от обиды, мыслей, предположений, ложной надежды.
Не могу больше.
Подхватываю сумочку, накидываю дубленку, долго не решаюсь нажать на выключатель, потому что кажется — от моего простого действия сейчас погаснет не только свет. Так и смотрю на белую клавишу, пока на нее не нажимает Татьяна.
Не знаю, почему она все еще здесь, если ее подружки уже разошлись. Стоит в дверях бухгалтерии, смотрит из светлого коридора на мой затемненный силуэт, усмехается. Тому ли, что видит меня в таком состоянии, или этой разнице светотени. Не знаю. Не хочу разбираться. Да и видеть ее не желаю.
Делаю шаг вперед, обхожу ее, удаляюсь.
— Зря надеешься, — говорит она громко, чтобы до меня докричаться даже через шум маленьких барабанов, которые стучат по вискам, вызывая тупую боль. — Больше ему здесь делать нечего. Две недели его руководства закончились. Все, что хотел — он успел.
Не оборачиваюсь, не оспариваю очевидные факты. Да, в понедельник возвращается Константин Викторович. И это тоже усугубляет молчание Фрола — потому что здесь, на работе, я больше его не увижу. А там, в реальности, похоже, он уже не хочет видеть меня.
— Но ты хорошо поработала, — Танечка увязывается следом за мной. — Может, узнав о твоих постельных заслугах, Константин Викторович выпишет тебе премию!
— Может быть, — останавливаюсь, чтобы взглянуть в глаза той, которая ненавидит меня просто так, без единого повода. — Ты-то свою за подлость уже получила.
Мне кажется, только то, что Танечка не ожидала услышать от меня хоть какую-то отповедь, задерживает ее в офисной части. Или она действительно получила от Миры деньги и теперь пытается сообразить: как я об этом узнала.
Без разницы.
Я не бегу, медленно спускаюсь по лестнице, водя по перилам ладонью, и это хоть чуть-чуть отвлекает.
Говорят, что дома помогают и стены, а мои не хотят. Кровать еще хранит в себе запах Фрола, подушка — отпечаток его головы, стул на кухне напоминает, как он здесь сидел, поглаживая мою ладонь, и как мне было уютно сидеть на мужских коленях. Даже город, на который смотрю, напоминает о том, что еще недавно через эти окна на него смотрел Фрол.
Таблетки снимают головную боль, а та, что ноет в душе, разрастается и заставляет меня понять, что я знаю, теперь точно знаю, как правильно называются наши отношения с Фролом.
Это любовь.
Возможно, односторонняя, невзаимная, но теперь точно не безымянная.
Я никогда не навязывалась мужчинам, всегда отпускала, если они уходили. Но теперь мне хочется уцепиться за отношения, сделать хоть что-нибудь, чтобы Фрол остался со мной.
Или…
Ночь без сна, молчаливый телефон Фрола и холодный рассвет помогают принять и другое решение — мне бы хотя бы знать, что с ним все в порядке.
Я не думаю о том, как это выглядит для кого-то, пусть я навязываюсь, пусть я смешна.
Понятия не имею, который час и будит ли кого-то еще осторожный первый луч света — набираю номер Макара.
Три гудка.
Пять.
Не могу сосчитать…
И наконец хриплый голос человека, которого разбудили.
— Макар, — мой голос не лучше, но это тоже не имеет значения, — ты знаешь, где сейчас Фрол?
Ответное молчание скручивает мне руки, заставляет неметь язык, и я просто вслушиваюсь в дыхание на том конце связи, ожидая услышать свой приговор.
Глава № 31
Смех парня спазмом сжимает горло — наверное, он знает, уже знает, что его брат меня бросил и… мой звонок действительно выглядит как навязывание, будто я хватаюсь за ноги уходящего человека и пытаюсь удержать его любым способом.
— Прости, — хриплю еле слышно, и уже почти нажимаю на красную клавишу, когда слышу ответ.
— Подожди. А у тебя его разве нет?
Качаю головой, как будто он может увидеть меня, что-то выдавливаю из пересохшего горла, но не уверена, что он слышит.
— Ща спущусь, — говорит Макар, и сам разрывает связь.