Айтишники и Марья Ивановна не удивляются. Первым без разницы, а моя начальница, скорее всего, уже давненько догадывалась. Но комментариев нет, советы отсутствуют, а взгляды…
Даже они не портят моего настроения.
Теперь у нас с Фролом две территории, но чаще мы все-таки у него дома, хотя у меня нет ощущения, что ему там комфортней. Наверное, большую роль играет то, что это его, и он не чувствует себя как в гостях.
Мне без разницы — к работе ближе, к халату практически привыкаю, без тапочек уже обхожусь.
Вот только возвращение с работы не всегда означает, что мы проведем вечер вместе. Я знаю, Фрол старается успеть с делами клубов днем, но иногда уезжает и вечерами, возвращаясь глубокой ночью. Я пару раз составляю ему компанию, но сдаюсь: после рабочего дня мне хочется тишины, а не музыки и разноцветной толпы.
Да, естественно, он тоже устает от такого насыщенного графика, но и получает от этого удовольствие. А еще, мне кажется, он только и ждет, чтобы передать управление компанией снова отцу, а самому полностью нырнуть в свою жизнь.
Останусь ли я с ним в этой жизни?
Не знаю.
Ни слов, ни намеков — нет ничего. Но есть и укрепляется ощущение, что не только мне нравится с ним и не только мне тягостно, если мы порознь.
Взгляды, прикосновения и поступки — мне кажется, это значит и говорит куда больше.
И потом, у нас все настолько хорошо и уютно, что я сама боюсь перемен. Да и другие словно оберегают нас — бабуле и родителям хватает моих звонков, чтобы не волноваться, Илья весело отдыхает, сбрасывая свои фотографии, Толик уходит в подполье, наверное, пересекая и покоряя новые территории, Катерина только загадочно улыбается и юлит от вопросов, когда мы созваниваемся.
— Не хочу сглазить, — отмахивается. — Но знаешь, привет твоей бабушке — пельмени и вареники пригодились.
Я, конечно, догадываюсь, чем вызвана эта таинственность, но на подробностях не настаиваю. В чужие отношения лучше не лезть. К тому же, становится не до этого: наши отношения с Фролом неуловимо меняются, как будто за то, что мы перестали их прятать, нас действительно кто-то сглазил.
Нет, вроде бы все то же самое — поцелуи, страстные объятия, мы много говорим, часто смеемся, тестируем новые поверхности и горизонты во время безумного секса.
И в то же время, иногда я замечаю или отсутствующий взгляд Фрола, или словно… странно, нелепо, и всего лишь подозрения, но как будто с долей вины.
Такое ощущение, что его начало что-то мучить, грызть изнутри.
Теперь я понимаю, что это были первые звоночки. Это, а не то, что однажды, проснувшись ночью, я обнаруживаю, что лежу в постели одна, а Фрол стоит у окна и смотрит на спящий город.
Долго.
И мы оба не спим. Он смотрит на город, а я на него. Пока в комнату не начинает проникать утренний свет.
Я не решаюсь спросить, что происходит. Просто обнимаю его, когда он ко мне возвращается, отогреваю от одиночества, которым он, кажется, дышит, и отгоняю от себя мысли, что это начало конца.
Отгоняю, не хочу верить, не хочу думать об этом…
Но, видимо, я боюсь этого слишком сильно и так часто дергаю Вселенную своими нелепыми страхами, что она отзывается и заставляет меня посмотреть им в глаза.
И я смотрю.
Это действительно страшно — мне не казалось.
В пятницу Фрол отвозит меня на работу, сам уезжает, обронив, что у него есть дела, и…
Больше не возвращается.
Пропадает.
Уже вечереет.
За целый день от него ни сообщения, ни звонка. И если бы только это — меня оглушает предчувствие, осознание, озарение, — не знаю, как сказать правильно, — что пока я бездействую, жду, у меня за спиной что-то рушится.
Возможно, те самые отношения без правильного названия?
Я делаю в накладных рекордное количество ошибок, но мне плевать, я слабо понимаю, где вообще нахожусь. Послушно исправляю, когда опечатки замечают менеджеры, и стучу по клавишам дальше.
От разговора с клиентами, которым срочно необходимо свериться, спасает Марья Ивановна — мгновенно перехватывает звонки, видя, что я на городской телефон даже не реагирую.
Да и как?
Не могу отвлекаться, заняты руки — я бесконечно кручу и поглаживаю свой телефон, как будто черный экран в состоянии мне ответить, что происходит.
Не могу спокойно сидеть — сердце рвется куда-то идти, что-то делать и я поддаюсь. Фрол ведь сам говорил, что если шагать не в одиночку, а вместе, это гораздо быстрее…
Набираю его и… вместо его голоса слушаю механический, который сообщает, что с моим абонентом сейчас связи нет.
Как будто я не знаю об этом!
Захожу в вайбер, пишу сообщение, хотя вижу, что из сети он пропал еще утром.
Не выдерживаю глупого ожидания, захожу к айтишникам и зову Артема на перекур.
— Ты же не куришь, — удивляется он.
— Захвати свои сигареты, пожалуйста.
Мы выходим в курилку, я делаю несколько затяжек и тушу сигарету. Не понимаю тех, кто верит, что дым помогает сосредоточиться или отвлечься. Он просто перебивает все запахи, и мне даже без разницы, что у Артема в руках стаканчик с кофе, который он изредка попивает.
Я не чувствую запаха, и, мне кажется, если я попрошу у него кофе и сделаю хоть глоток, меня тут же стошнит.
Там не кофе.