Твои

Говорю это для того, чтобы перевести воздух на кухне от промозглого нуля в плюс и заодно создать провокацию. Пусть фыркнет или съязвит, а дальше начнем разбираться в причинах.

— Я купила билеты в Иркутск на завтра, — чеканит она вместо этого. — Нужно возвращаться на работу.

Что ж. Создал провокацию — получи еще одну в ответ. Ну а если серьезно, у меня нет слов. Хотя есть парочка. Какого черта?

Отодвинув чашку, я выхожу из-за стола. Плечи Рады заметно напрягаются, но она продолжает гордо стоять ко мне спиной.

— Давай-ка поговорим, Снежок, — я аккуратно разворачиваю ее к себе. — Ты же вроде взрослая девочка уже, чтобы так по-детски сбегать.

Рада задирает голову и спокойно смотрит мне в глаза. Ее взгляд, обычно яркий и смеющийся, сейчас закрытый и пустой. Будто смотришь на унылую бетонную стену.

— Я же сказала: мне нужно на работу. Пяти дней, проведенных за твой счет, вполне достаточно. С родителями и друзьями мы познакомились. Сегодня сходим в музей и план можно считать выполненным.

— Чей план? Мой?

Издав беззвучный смешок, она пожимает плечами. Мол, сам решай, чей.

— Я ведь не идиот, Рада, — говорить стараюсь медленнее, чем обычно, чтобы максимально донести до нее смысл своих слов. — И достаточно успел тебя узнать, чтобы понимать, что без предупреждения ты бы не стала покупать билеты…

— Боялась, что закончатся, — тут же парирует она.

— А если я сейчас приложение открою и проверю количество рейсов?

На это она отворачивается и принимается снова мешать кашу. А я впервые в жизни думаю, что словесный поток, льющийся из рта Эли, был не так и плох. Еще не известно, что хуже: желание заткнуть уши, либо же потуги вывести на разговор того, кому явно есть что сказать.

— А мы что, сегодня дома будем завтракать? — доносится позади расстроенный голос дочки. — Я хотела поехать в Макдональдс.

— Макдональдса не будет, — отрезает Рада, начиная греметь тарелками. — Садись за стол. Поедим кашу, а потом поедем в музей.

Очевидно поняв по ее тону, что спорить бесполезно, Полина молча забирается на стул и выжидающе замирает. Я же по-прежнему ни черта не понимаю. Пусть обижается, сворачивает мне кровь, но взять билеты обратно, фактически обрубая пути друг к другу после всего — разве это не слишком? Да и Полинка, судя по всему, не в курсе скорого отъезда… Если уж я чем-то не угодил, то в дочери она души не чает. Для чего наказывать и ее?

………….

День, который планировался веселым, больше походит на отбывание наказания. В музее кукол мы ходим друг за другом молча, и даже обычно жизнерадостная Поля сейчас странно притихла и проигнорировала киоск с мороженым.

От невозможности обсудить происходящее, я чувствую себя по-идиотски. Да, у меня действительно были планы на их приезд, и сейчас они даже наполовину не реализованы. Можно по пальцам пересчитать случаи, когда я чувствовал себя заложником обстоятельств, но сейчас все так и есть. Рада уезжает и забирает дочь, не желая ничего объяснять. Ну не наручниками же мне ее приковывать к стулу и пытать?

Обратно в квартиру мы тоже приезжаем в молчании. Пока я разуваюсь, паралелльно отвечая на рабочий звонок, Рада успевает увести дочь в спальню. Замешательство и раздражение растут в геометрической прогрессии. Неужели я настолько переоценил степень ее здравомыслия? Нет, упрямой она всегда была, но при этом оставалась открытой к диалогу.

Полинка заходит на кухню, когда я пью третий по счету кофе. Глаза заплаканные.

— Маме нужно на работу и завтра мы уезжаем. — Надув дрожащие губы, она смотрит на меня с надеждой. Мол, можешь что-нибудь сделать?

— Будешь сок, зайчонок?

Не дожидаясь ответа, я достаю из холодильника упаковку, наливаю в стакан и протягиваю ей.

— Пей, — треплю по голове. — Сейчас вернусь.

Нет, Рада определенно особенная, потому что только особенная женщина могла настолько вывести меня из себя. Когда я без предупреждения толкаю дверь в спальню, в голове крутится только одна кровожадная мысль: тряхнуть ее так, чтобы мозги наконец встали на место.

— Мог бы и постучать, — сухо произносит она, бросая свернутую тряпку в раскрытый чемодан.

— Ты что делаешь, а? — оглушительно рявкаю я. — Что бы внутри тебя не происходило, остановись и подумай — стоит ли оно того? Чтобы рушить то, что между нами случилось и дочь до слез доводить?

— Я уже сказала, что мне нужно на работу, — монотонно повторяет она, скрещивая руки на груди. — Пара дней все равно ничего не решили бы, и Полинка так же плакала. Она к тебе привязалась. Это было ожидаемо.

— А ты? Ты не привязалась?

— Привязалась, но не настолько, чтобы забыть, что отношения на расстоянии — дохлый номер. Думаю, к твоему следующему приезду мы оба обо всем забудем.

Тут мне приходится глубоко вдохнуть, чтобы справиться с тем, что клокочет в груди. Непонимание. Негодование. Удивление. Боль. Да что с ней такое? Откуда взялась эта холодность, граничащая с презрением?