Твои

— А ты, Рада? — слышится невозмутимый голос из-за спины. — Обнимешь на прощанье?

Зажмурившись, я киваю. Даю себе секунду и еще одну, чтобы собраться, шумно вдыхаю, поворачиваюсь. Даже если все вышло так, как есть, это не повод не проститься с ним по-человечески. Он отец моей дочери, в конце концов, и замечательный человек.

Полинка отходит в сторону, будто бы для того, чтобы меня пропустить. Избегая смотреть Роберту в глаза, я делаю шаг вперед и касаюсь губами его щеки. Задерживаюсь на секунду, чтобы прочувствовать тепло кожи и то, как его ладонь обнимает мою талию. Несправедливо, что он настолько потрясающе пахнет, хотя даже ничем не надушен.

— Я же не слепой, Снежок, — его глухой шепот касается моего виска. — Если ты сейчас передумаешь, это не будет слабостью. Мы просто вернемся домой и обо всем поговорим как взрослые люди.

Я мотаю головой. Нет. Для чего тогда это все? Расстроенная Поля, бессонная ночь и собранные чемоданы.

Коснувшись плеча Роберта, я отступаю назад. Чувствую на себе его вопросительный взгляд, и чтобы не выглядеть окончательной трусихой, заставляю себя поднять глаза. Со мной все в порядке.

— Если захочешь поговорить, дай мне знать, Рада. В этом тоже нет ничего зазорного. Буду ждать.

Найдя Полинкину руку, я киваю, зная, что ни за что не признаюсь в том компоте из чувств и противоречий, который так внезапно во мне закипел.

— Ну, мы пошли, — мне удается даже улыбнуться. — Контакты твоей мамы у меня есть, так что отныне фотографии Полины я буду высылать ей напрямую. И спасибо тебе за эти каникулы. Было здорово.

— Буду по вам скучать, — без улыбки отвечает он и, опустив взгляд, подмигивает притихшей Поле. — Маму береги, зайчонок.

52

Если я думала, что по возвращению в Иркутск впечатления последних столичных дней быстро меня отпустят, то глубоко заблуждалась: они будто нарочно усилили свою хватку, сделав сибирские будни серыми и депрессивными. Пусть в Москве мы пробыли всего неделю, она ощущается как полноценный месяц. Нечто похожее было, когда я впервые ушла в двухнедельный отпуск. Некогда привычный путь «садик-офис» сейчас кажется чем-то новым и изматывающим, лица коллег — малознакомыми, а рабочий день — чересчур долгоиграющим. И солнце как назло исчезло с горизонта, уступив место затяжным ливням, уныло вторящих моему внутреннему состоянию. Мне серо и тоскливо без причины. Вернее, причина конечно есть, но я отказываюсь признавать ее серьезность. Я прожила без Роберта шесть лет и чувствовала себя при этом отлично. Месяц, проведенный бок о бок, даже при наличии парочки интимных эпизодов просто не в состоянии все это перечеркнуть.

— Рада! — обесцвеченное каре Варвары из отдела кадров протискивается в дверь кабинета, нарушая мое депрессивное уединение. — Мы сегодня с Иркой в кабак идем. Присоединишься?

Я едва могу заставить сфокусироваться на ее лице — настолько мне сложно дается сейчас общение с внешним миром.

— Кабак? — машинально переспрашиваю я, давая себе время осмыслить суть совершенно неинтересного мне предложения. — А, нет, спасибо. Я пас.

— У нее сегодня день рождения, — не сдается она. — Должна была с парнем праздновать, но позавчера расстались, представляешь? Я подумала, что нужно ее поддержать.

Поморщившись, я массирую переносицу. Рассталась с парнем перед днем рождения? Что же, мне очень жаль. Но с Ириной мы никогда не были близки, и к тому же я сейчас не в том состоянии, чтобы внимать жалобам на судьбу и тем более — утешать.

— Мне дочку из садика нужно забирать, — поясняю я и несколько раз щелкаю пальцами по клавиатуре, чтобы продемонстрировать необходимость вернуться к работе.

Варвара, к счастью, больше не настаивает. Все-таки она кадровик, и отлично владеет языком тела.

— Если передумаешь — напишешь. В восемь мы в «Арно» встречаемся.

После ее ухода я еще минуты две таращусь в развернутую на мониторе программу, а потом и вовсе гашу экран. На телефоне светятся два неотвеченных вызова и оба — по работе. На месте начальницы я бы давно меня уволила.

Сейчас я напоминаю себе стиральную машину, работающую в режиме отжима. В груди что-то крутит, сжимает, стучит, тянет. Ну вот за что мне все это? Прежняя жизнь меня полностью устраивала, и я не просила ничего в ней менять. Мне нравилось полностью ее контролировать, а не сидеть на пороховой бочке из чувств, готовой взорваться в любое время.

— Может быть в кино сегодня пойдем? — предлагаю я, пока пристегиваю Полю в детском кресле. — Там вроде бы мультфильм какой-то идет.

Ожидаемого победного вопля не раздается, и вместо него дочь без энтузиазма изрекает:

— Давай попозже, мам. Сегодня папа должен мне звонить.

Весь путь до дома меня преследует чувство глубокой ненужности. Роберт лишил меня не только внутренней гармонии и рабочего настроя, но и отобрал самое ценное — внимание дочери. И чем больше времени проходит со момента нашего возвращения, тем все сильнее становится уверенность, что как раньше уже ничего не будет. Полину не устраиваю я одна как родитель. Теперь ей нужен он — отец, влюбляющий в себя всех без исключения.