Твои

— Нет конечно, — серьезно отвечает Роберт, убирая прядь волос с моего лба. — Меньше знаешь — крепче спишь.

И ведь не поспоришь.

— Спрашивай, — великодушно разрешаю я. — Я в общем-то всегда правду говорю.

— Первые пару лет нашего общения складывалось впечатление, что мое присутствие тебя раздражало. Со временем это прошло, но поначалу было очень явно. Почему?

Я не спешу с ответом, проматывая в голове наши давние редкие встречи. Тогда мне казалось, что я держалась максимально вежливо и нейтрально.

— Не помню ничего такого, — как можно беспечнее произношу я и ойкаю, потому что в ту же секунду Роберт щипает меня за ягодицу.

— Все ты помнишь. Просил же ответить честно.

Вздохнув, я перекатываюсь на спину и смотрю в потолок. Ну что за человек? Все-то ему необходимо выяснить и все обсудить.

— Я тогда на тебя злилась, — шепотом признаюсь я спустя несколько секунд. — Ничего не могла с собой поделать.

— За что злилась? — следует моментальный вопрос. — Когда я прилетел перед родами, мы с тобой вроде бы все обсудили. Я еще тогда подивился тому, что ты все без претензий и эмоций говорила. Выходит, врала?

— А что мне нужно было еще сказать? Головой я все понимала. Что решение рожать — мое единоличное, что беременность случилась по неосторожности и ты мне вроде как ничем не обязан.

— С головой понятно. А на деле что чувствовала?

Я прикрываю глаза, потому что с закрытыми говорить проще. Будто отключаешься от реальности и не так стыдно признаваться с своих слабостях. То, что честные разговоры избавляют от многих проблем, я уже поняла.

— Мне было очень тяжело одной. Страшно, непонятно… Вчера была студенткой, и в один день — бах! — стала мамой живого ребенка. Пришлось забыть про сон, про личную жизнь, про развлечения… Нет, я хотела стать матерью, но понятия не имела, какого труда это потребует. Никто меня не предупредил… А еще я хотела доказать всем, что все у меня отлично получится… Особенно маме и тебе. Маме, потому что в меня не верила и говорила, что ранним материнством испорчу себе жизнь, а тебе… — Зажмурившись крепче, я издаю рваный смешок: — Чтобы понял, что потерял.

Сердце колотится так, будто я только что призналась в убийстве. Страшно открыть глаза.

— Посмотри на меня, Снежок, — просит Роберт и тут же сам тянет вверх мой подбородок.

Набрав в легкие побольше воздуха, я заставляю себя встретиться с ним взглядом. Ну что ты так смотришь? Обязательно всегда усложнять мне задачу?

— Я думал, что для тебя я случайный посетитель, про которого ты почти сразу забыла. По-крайней мере, так ты себя вела.

— Если ты не заметил, это в моем духе, — шепчу я. — Сделать вид, что мне никто не нужен.

— Я тогда о тебе много думал. По-настоящему ты меня зацепила, Снежок. Но потом все один к одному сложилось: бизнес, Анька, расстояние и твое молчание. Поэтому предпочел не усложнять. Как есть говорю.

— Мозгами я все понимала. Но когда Поля ночами плакала, и я ее, сидя на фитболе часами укачивала, так тебя ненавидела за то, что приходится все это делать одной. Даже не смотря на слова о том, что мне ничего от тебя не нужно… И еще первый месяц после твоего отъезда каждый день ждала, что ты снова в баре появишься. Вот такая я дура.

Тут мне приходится отвести глаза, чтобы Роберт не увидел, как они стремительно намокают. В горле стоит комок. Я правда тогда такой дурехой была. Жутко напуганной, Пела дурацкие колыбельные и ревела без остановки от усталости и одиночества. И никому, ни одной живой душе не могла в этом признаться.

Становится жарко. Это Роберт прижимает меня к себе, и быстро и часто начинает меня целовать. В волосы, в лоб, в щеки, в шею. Куда придется. И голос хриплый такой, срывающийся. Будто его тоже затопили эмоции.

— Прости, Снежок… Прости, ладно? Прости, что меня не было рядом… Я идиот. Прости, что все пришлось самой… Ты у меня умница… Такая огромная умница… Просто знай, что одной тебе больше никогда не придется.

65

Это утро застает меня в кровати одну, отчего моментально екает сердце. На секунду кажется: вдруг мне все приснилось? Откровения, поцелуи и необъятное тепло, поселившееся в груди после нашего разговора?

Хотя судя по грохоту, раздающегося из кухни, ничего мне не приснилось, и кто-то очень здоровый и очень неуклюжий, пытается разнести мой гарнитур.

Набросив на плечи халат, я выскальзываю из спальни с целью как следует отругать Роберта за испорченный сон Полины, но к своему удивлению застаю совершенно умилительную картину: дочка, болтая ногами, сидит на стуле, наблюдая как ее отец неловко возится у плиты. Судя по коробке молока и открытой пачке Несвик, варит для нее какао.

— Ты зачем папу мучаешь? — давясь смехом, спрашиваю я, моментально забыв о желании его отчитать. — Доброе утро всем.

Приветственно махнув мне ложкой, Роберт вновь сосредотачивается на кастрюле, Полина же как ни в чем не бывало заявляет:

— Он спросил, что я хочу, а я ответила.

Ну вообще, да, сам виноват.