Твой 'демон зла'

Человек закурил, и что-то бубня себе под нос, двинулся по узкой тропинке в обход корпусов, медленно приближаясь к затаившемуся Воронцову. Вскоре до слуха Сергея донеслось: "...И вовсе незачем тут использовать катализатор! Все это чушь, господин Селезнев! Вот так-то! Надо просто подогреть смесь и прогнать её через абсорбирующую мембрану, и тогда мы получим... Черт, а ночка-то какая! Феерия! Н-да... А еще, господин Селезнев, вы заблуждаетесь относительно области применения нашего вещества! Им не только хорошо опылять колорадских жучков, им можно опылить и человечков, и тогда они, как и жуки, утратят способность к размножению и вскинут лапки кверху! Вот так вот... Нет, надо чаще вставать по ночам, до чего же хорошо...".

Человек, не переставая бубнить, неспешно прошествовал мимо Воронцова, не заметив притаившегося в тени дома телохранителя, и начал удаляться в сторону изгороди, туда, откуда пять минут назад пришел Сергей.

Решение созрело у Воронцова в мозгу практически мгновенно, и он мягким, быстрым шагом, стараясь ставить ноги след в след, строго вертикально, чтобы его не выдал шум, устремился за незнакомцем, на ходу вытаскивая из рукава нож.

Болтающий сам с собой человек, судя по всему, химик, уже скрылся за деревьями, подходя к затерявшейся межь них старой беседке. В советское время в ней, наверное, собиралось после отбоя покурить не одно поколение пионеров из старших отрядов, да и их вожатые наверняка не раз уединялись тут с рано повзрослевшими пионерками, польстившимися на накаченные мускулы...

Ныне беседка, восмигранная, с изрезанными пионерскими ножиками, потемневшими перилами и полуобвалившийся крышей, явно заброшенная новыми хозяевами лагеря, стояла, утопая в сугробах, а низкий густой кустарник надежно преграждал все подходы к ней, оставив только узкую тропку, по которой и шел не прекращающий говорить сам с собой человек.

Вот он подошел к кустам, вот остановился, словно услышав вдруг что-то подозрительное, замер, оглядываясь, но вокруг было пусто, только шумели безлистыми ветвями, клонясь под ветром, молодые березки. Человек, решив, что ему померещилось, вновь повернулся к беседке, сунул руку под скамейку, вытащил поллитровую бутылку, заткнутую резиновой пробкой и лабораторную мензурку, и уже было собрался откупорить вожделенный сосуд, как в ту же секунду почувствовал у своего горло узкое, холодное лезвие ножа, а хриплый голос прошипел в ухо:

- Дернешься - убью!

- А... я... Я молчу! - с готовностью отозвался химик, выронив стеклотару и мензурку в снег. Воронцов, не убирая руку с ножом от горла, приказал в полголоса:

- Иди к забору!

Так они и пошли - Сергей сбоку, правой рукой с зажатым в ней ножом угрожая жизни захваченного им обитателя превентария, а сам химик - по тропинке, чуть отклоняясь назад, словно боясь, что он может горлом надавить на лезвие ножа и порезать сам себя.

Возле забора Сергей убрал нож и кивнул на росшее прямо рядом со столбом дерево:

- Лезь!

Химик поправил шапку, и в блеклом свете снега и звезд Воронцов разглядел, что он уже далеко не молод, скорее всего, ему лет пятьдесят, и ещё - что химик очень боится.

- Я... староват для подобных упражнений! Не могли бы вы мне обьяснить, молодой человек, кто вы, и что вам от меня нужно?

- Потом узнаешь! - грубо ответил Воронцов: - Снимай тулуп и лезь на дерево! Живо!

Химик повздыхал, послушно снял овчину и кое-как, комично оттопырив задницу, все-же взобрался на первую от земли развилку. Сергей подхватил брошенный в снег тулуп, ловко вскарабкался и уселся на ветку рядом с химиком:

- Теперь давай, ползи вот по этой ветке до конца и прыгай в снег на той стороне!

- Что вы! Я боюсь! Там же высоко! - решительно заявил пленник: - Я сломаю ногу!

- Не сломаешь! Повиснешь на ветвях, они сами опустятся под весом тела! Давай!

- Ну... если вы настаиваете... - пробормотал химик и пополз по ветке, извиваясь всем телом и обдирая пузо о корявые сучки. Он преодолел метра два, оставив забор далеко позади, тут ветка согнулась, а потом с громким треском обломилась, и незадачливый древолаз безмолвно нырнул лицом вперед в снег и замер там, не издав ни звука.

Воронцов, встревожившись - "язык" нужен был ему живым и здоровым пробежал по гнущейся ветке следом, прыгнул, приземлился рядом и вытащил химика из сугроба.

- А... Мне... Очки! - пробормотал тот, близоруко шаря руками по снегу вокруг себя в поисках слетевших очков. Сергей быстро нашел треснувшие старомодные очки в толстой коричневой оправе, водрузил их на нос "языка", помог ему подняться:

- Цел? Идти можешь?

- Я... У меня кружиться голова! - заявил химик, отряхивая с одежды снег. Сергей запахнул его в тулуп, похлопал по плечу:

- Руки-ноги целы - и ладно! А голова... Это от свежего воздуха! Ну, пошли!

Дорогой "язык" начал ныть - куда да зачем, это произвол, он будет жаловаться, это же киднеппинг, есть законы, он ничего не знает, это все ошибка, и нытье это продолжалось все то время, пока окольными путями Сергей вел химика к джипу, поджидавшему их в полутора километрах от въезда в превентарий.