Твой друг. Сборник. Выпуск 2

Разрывы следовали один за другим. Над головой свистели и шуршали осколки. Иногда они боронили бруствер, и тогда кто-то откидывался назад, а кто-то грузно, медленно сползал вниз, судорожно загребая руками мокрую землю.

Танки на ходу перестроились и пошли на окопы двумя эшелонами. Головному осталось до них метров двести. Но надо было подпустить их еще ближе, чтобы собаки попали в мертвое пространство. Тогда они наверняка достигнут своей цели.

Огонь по пехоте противника усиливался — ее пытались отсечь от танков. Но автоматчики, укрываясь от огня, прятались за броню машин. Рев моторов и лязг гусениц нарастали. Становилось жутко от грохота стальных чудовищ.

— Вперед, Волчок! — крикнул Ваганов. — Взять! — И выпустил из окопа большую серую собаку.

Тело собаки плотно обхватывал брезентовый вьюк с боевым зарядом-миной, наверху которого кинжалом торчал штырь взрывателя. Наклонив лобастую голову, Волчок ринулся к ближнему танку. Вот он юркнул под него. Раздался сильный взрыв, машина вздрогнула, остановилась, задымила. Но левее и правее ее обошли два других танка.

— Шарик, вперед! Взять! Трезор, вперед, взять! Взять!

Две собаки — белая гладкошерстная и лохматая черная — выскочили на бруствер и устремились к вражеским танкам. Большой черный Трезор не добежал до цели — подстреленный, ткнулся носом в землю, а белый Шарик закатился под танк и подорвал его. Из люка вынырнул танкист и прыгнул вниз, но настигнутый пулей, распластался у пылающей машины.

Третий танк первого эшелона неумолимо шел на окопы, а вслед за ним двигались еще три.

— Вперед, Полкан! Взять! — приказал Петухов, спуская с поводка крупного лопоухого пса. Полкан высунулся из траншеи, но увидев чудовище, изрыгающее огонь, задрожал и сполз обратно. Петухов ударил его ремнем. Пес заскулил и прижался к ногам хозяина. Тогда Иван схватил гранату и, громко крикнув «Полкан! Взять!», выскочил наверх и пополз к приближающемуся танку.

Надо было приподняться, размахнуться как следует и бросить гранату под гусеницу, но огонь вражеских автоматчиков прижимал к земле. На мгновение оторвался от нее, бросил. Взрыв! Недолет!… Поторопился. А танк приближался. «Полкан, взять!» — опять крикнул Иван. Пес выпрыгнул из траншеи, промчался мимо прижавшегося к земле хозяина и, бросившись под машину, оглушительным взрывом распорол ей стальное брюхо.

Петухов почувствовал, как его сильно ударило по голове. Все померкло. Он уже не видел, как вожатые выпустили еще четырех собак, не видел, как оставшиеся вражеские танки вдруг повернули обратно и на полной скорости стали удирать, как наша пехота расстреливала заметавшихся по полю автоматчиков. Осмелевшие собаки с лаем преследовали уходящие машины, а бойцы, забыв об осторожности, высовывались из окопов и кричали весело:

— Глядите! Танки от собак драпают!

… Придя в себя, Петухов не сразу понял, где находится. Потом увидел, что лежит в блиндаже. На маленьком столике — коптилка, сделанная из медной гильзы противотанкового снаряда. И еще увидел лицо молоденькой медсестры.

Заметив, что раненый открыл глаза, сестра радостно воскликнула:

— Очнулся! Товарищ капитан, очнулся!

Над Петуховым наклонился капитан Неверов и еще кто-то с забинтованной головой. Это был лейтенант Смирнов, но Иван его не узнал.

— Ничего, будем жить! — ободряюще сказал Неверов.

Но Иван этого не услышал, видел только двигающиеся губы.

Он чуть-чуть улыбнулся, хотел что-то сказать, пошевелил губами, языком, но слов не получилось. Он забыл названия всех предметов. От напряжения и волнения силы иссякли, будто кто-то высосал всю кровь. Глаза увлажнились, защемило сердце.

Раненый простонал что-то невнятное.

— Валя, что он говорит? — спросил капитан.

— Ему холодно, он пить хочет, — пояснила сестра и, поддерживая рукой взлохмаченную голову Петухова, стала поить его крепким горячим чаем. Затем бережно уложила, укрыла еще одной шинелью. Петухов заснул. Он не мог слышать, как капитан Неверов сказал:

— Погорячился. Вылез из окопа. Смелый парень…

— Да, молодцы вожатые, — согласился лейтенант Смирнов, — не будь нынче собачек, туго бы нам пришлось…

ПОДВИГ САНИТАРА

Однажды в наш лазарет привезли раненую собаку. Пес был похож на кавказскую овчарку — лохматый, темно-серый, ростом с доброго теленка. И кличка у него была какая-то размашистая — Разливай.

Мы удалили осколки, и раны стали быстро заживать. У собак хорошо зарастают раны.

Недели через две, когда Разливай выздоровел и мы собирались отправить его в строй, в лазарет пришел хозяин. Был он пожилой, кряжистый, с большим скуластым лицом, выбритым до синеватого глянца. Обращаясь ко мне, поднял к козырьку руку и представился:

— Ефрейтор Ткачук. Санитар-вожатый. Раненых возил. Трех собак миной уложило, а нас с Разливаем смерть миновала…

Мощный его бас гудел, как из бочки. «Вот, наверное, поет!» — подумал я. Левая рука у ефрейтора была забинтована и висела на перевязи. На широкой груди поблескивала новенькая медаль «За боевые заслуги».