Мои слова заставляют его замереть. По всей видимости, я сейчас выгляжу настолько ужасно, что даже такая скотина, как Рахманов, приходит в замешательство.
- Эй, полегче, Бобер, - срывается нервный смешок с его губ. Выставив вперед руку, он пытается успокоить меня, дать понять, что не намерен наступать.
- Я некрофилией не страдаю, ты мне живая нравишься больше, - он пытается пошутить. Отвернувшись, выглядываю вниз. Подо мной - три этажа и каменная плитка отделки бассейна. Если прыгнуть – наверняка, смерть. Мне вдруг становится дико страшно. Но и сдаваться этому ублюдку я не стану. Если позволю использовать себя снова – все равно сброшусь с крыши. Не смогу жить с этим.
- Я не нравлюсь тебе. Более того, для таких, как ты, я – просто кусок мяса. Использовать и выбросить. Как ненужный хлам, - выплевываю слова, прожигая его яростным взглядом. По щекам катятся крупные горошины слез, а в груди все трясется от рыданий.
- Что ты несешь, чокнутая? – хватается за голову, глядя на меня. И тут я понимаю, что все, конец. Я больше не могу так. Будто внутри что-то ломается, срывает все до последней преграды. Кажется, будто больше нечего терять...
- Ты называешь меня лгуньей, актрисой. Из-за того, что у меня есть дочь? – кричу, впившись в него лихорадочным взглядом. - Ты хочешь знать, откуда у меня ребенок?! Меня изнасиловали! - выплевываю, кривя губы в едкой усмешке. Он застывает. Я вижу, как передергивается его лицо, словно он увидел что-то омерзительное, уродливое. Но мне плевать на его реакцию. С произнесенными словами из меня будто вся грязь выходит, что копилась это время внутри меня.
- Такой же, как ты, мажор посчитал, что может брать все, что хочет, не принимая отказы. Я училась на первом курсе. Он был одногруппником. Приглашал в кафе, звал в кино. Но он не нравился мне никогда. От слова «совсем». Потом нас позвали на вечеринку к нему в загородный дом. Меня уговорила подружка, по крайне мере таковой я считала ее тогда. Они опоили меня чем-то, - мой голос срывается. Я плачу, не могу остановиться. Кажется, вот-вот, и меня вывернет наизнанку. Назар молчит. Схватившись за голову, смотрит на меня, не мигая.
- Я все видела, Назар, но не могла двигаться. Я лежала, как овощ, и смотрела на его мерзкую довольную рожу, пока он срывал с меня одежду, пока он насиловал меня, - плачу, начинаю заикаться. Он, словно истукан, стоит передо мной, молчит. Боится приблизиться, и правильно делает. Я готова спрыгнуть в любом момент. Я мерзка самой себе.
- Сделав свое дело, он просто развернулся и ушел, оставил меня валятся в той комнате на холодном полу. Я никому не сказала. Мне просто некому было пожаловаться. У меня была только бабушка, которая ненавидела меня всеми фибрами души. Я никому не нужна…
- Бобер, это полное дерьмо, - хрипит он, но я перебиваю. Пусть услышит все до самого конца. Даже если ему неинтересно или противно. Пусть слушает, ведь это все было со мной. И он хочет сделать это снова.
- Через несколько дней я собралась прийти на учебу. Не знаю, зачем. Просто пришла… Он прижал меня к стене в коридоре, сказал, если кому пожалуюсь, его богатый папаша всю мою семью заставит поплатиться, - горький смех вырывается из глубин души. - У меня нет семьи. Я не стала говорить ему об этом. Следующие две недели я просто провалялась на кровати, мечтая умереть, но боясь наложить на себя руки. Вот такая я слабачка и трусиха. А потом узнала о беременности. Не смогла аборт сделать. И руки на себя наложить не смогла, - сердце сжимает в тиски от мыслей о Морковке. Боже, что я творю? Дочка, она ведь будет никому не нужна в этой жизни, как и я. Но я не могу позволить снова этому случиться, просто с ума сойду от горя.
- Вот и вся правда, Назар. Если это делает меня актрисой, пусть так. Хочешь тр*хнуть меня? Прости, в этот раз не получится. Я не переживу этого дерьма снова.
- Бобер, я не знал, - его голос тихий, мужчина кривится, словно ему больно. – Костя… какого дьявола этот придурок не сказал мне о твоей дочке сразу? Почему не рассказал, что с тобой случилось?
Мне смешно. Смотрю на него, не веря… неужели это единственное, что волнует его?
- Костя тоже не знал, что меня изнасиловали.
- Бобер, ладно, - выставив вперед ладони, делает шаг навстречу. – Поиграли, и хватит. Давай, спускайся.
- Нет, Назар, я не спущусь, - отрицательно машу головой, пододвигаясь ближе к краю.
- Бобер, да, я урод, согласен. Злись на меня, но я не насильник ни хрена. Я думал... - он в замешательстве. Сжимает ладонями виски, злясь. – Бл*дь, я такое дерьмо о тебе думал… просто... давай так, - снова выставляет ладони вперед. - Я ухожу. Открываю дверь, покидаю кабинет, и ты меня не видишь. Просто спускайся с этого чёртового подоконника, - рычит, выходя из себя.