- Соня, иди, поиграй в комнате, - взяв за плечо дочку, подталкиваю ее в сторону кухни. В ответ на ее недовольный взгляд поясняю уже более мягким тоном. – Детка, взрослые поговорить должны, - улыбнувшись, целую ее в щечку. Послушно кивнув, Соня выполняет мою просьбу. Как только дочка исчезает из поля нашего зрения, я, сглотнув, прикрываю глаза. Считаю до пяти, пытаюсь успокоиться, чтобы не начать кричать при ребенке.
- Рахманов, убирайся, - слетает с моих губ рычание. Не получается у меня в его присутствии оставаться спокойной. Распахнув глаза, с удивлением замечаю, что вместо того, чтобы идти к выходу, он забирает с пола пакеты и направляется в мою сторону.
- Нет, я поесть нам принес, – поравнявшись со мной, нагло улыбается. Подмигнув, указывает кивком головы в сторону моей комнаты. Рахманов скрывается из виду, а я еще несколько секунд продолжаю стоять с открытым от удивления ртом. Подхватив пакеты, он внаглую направляется в мою комнату. Бабушка продолжает тарабанить в дверь, извергая в его адрес ругательства, входная распахнута настежь, и я посреди всего этого сумасшествия. Понимаю, что деваться некуда. Просто так Назар не отпустит меня. Значит, придется говорить с ним. И делать это здесь. Господи, дай мне сил противостоять этому человеку. Вздохнув, иду в свою комнату, где уже вовсю горит свет.
- Смотри, твои любимые спагетти, – произносит он в тот момент, когда я захожу в спальню. Назар стоит у письменного стола, выгружая из недр своих сумок ресторанные контейнеры с едой.
- Я не люблю спагетти, - лгу, даже не моргнув глазом. Сложив на груди руки, награждаю его гневным взглядом. Назар замирает с едой в руках.
- Костя, го*нюк, надурил, значит, - произносит тихо, будто сам для себя говорит. А потом все-таки ставит второй контейнер на стол и, вытянув из пакета столовые приборы, усаживается на угол кровати, предоставив мне место на стуле.
- Садись, кушай, - бросив короткую команду, распаковывает свою порцию, принимаясь за еду. От блюда идет такой божественный аромат, что мой изголодавшийся за весь день желудок скручивается в морской узел.
- Ты снова это делаешь? Зачем? - приблизившись к столу, всматриваюсь в его лицо. Пытаюсь прочесть хоть одну эмоцию. Чувствую, как внутри ненависть окутывает меня, вихрем затягивая в воронку своего безумия.
- Ты разрушил меня… тебе мало? - срываюсь на шепот. Боюсь испугать своим криком ребенка. - Ты пришел продолжать свою игру?
- Я не играю, Лейла. Больше не играю… - отвечает спокойным голосом, продолжая уплетать еду, что меня злит еще больше.
- Ты сказал Соне, что ты ее папа!
- Сказал, - кивает, поднимая на меня взгляд. С ума сойти, он считает, что это в порядке вещей! Задурить голову чужому ребенку!
- Зачем ты лжешь ребенку? Какое право ты имел так поступать?
Тело сотрясает мелкая дрожь, а Назар, будто ни в чем не бывало, тянется к моей порции, распаковывает ее, расставляя приборы.
- Садись. Давай поедим. Обговорим переезд. Я купил квартиру. Сейчас детскую делаем. Нужно, чтобы Морковка помогла выбрать обои. Я запутался в ее Пони и Феях. Что она больше любит… для меня все это ново еще, - набрав полный рот еды, откидывается на спинку кровати, выглядя вполне довольным жизнью. В голове возникает вопрос, а нормальный ли он? Этот мужчина словно в параллельной вселенной живет. Сотворить со мной такое, а потом делать вид, будто мы - семейная пара, готовящаяся к переезду.
- Назар, уходи, - произношу устало, опускаясь на стул. Я должна достучаться до его совести. Не уверена, что у него есть таковая, но попытаться я должна. Иначе останется только бабушкин метод решения проблемы. Полиция.
- Спагетти, - жуя, произносит он. – М-м-м, из итальянского ресторана. «Рома», или как там эта дыра называется. Серебряков с Анькой все туда ходят, - я снова вижу в его глазах издевку. Он выглядит таким довольным, что мне хочется взять тарелку и размазать ее содержимое по ненавистному лицу. Сволочь!
- Назар, я сейчас вызову полицию…
- Что, бабуля опять напрягает? – набирая в рот новую порцию еды, хмурится он. - Нужно дурку сразу, это не к ментам, - укоризненно качает головой.
- Назар… - внезапно появляется дрожь в голосе. Чувствую на щеках что-то мокрое. Дотронувшись рукой, с удивлением понимаю, что это слезы. Все, Лейла, теперь и тебе в клинику пора. Уже не можешь контролировать свои эмоции. В тишине комнаты вдруг раздается усталый вздох. Возвращаю внимание к Рахманову и вижу, как, скривившись, он резко отбрасывает вилку на стол.
- Я не делал ничего, - цедит сквозь зубы, сжимая кулаки.
Поднимаюсь со стула, отхожу к окну. Мне дико больно говорить об этом, вспоминать о той ночи… Но иначе ведь Рахманов не отстанет.
- Лейла, поверь, я не насильник, - раздается его голос за спиной. Он рядом. Я чувствую его близость. И мне вдруг до тошноты страшно становится. Я понимаю, что ненависть к нему не так сильна сейчас, как была всего неделю назад. Я не чувствую в себе достаточно силы, чтобы не поддаться его влиянию. Эта игра опасна, она проходит по установленным им правилам. И у меня с самого начала было ничтожно мало шансов выиграть.