Твой мир – не твой мир. Часть IV

– Хозяин, я предал Бога, я предал Мальзерба, я предал свои убеждения, я принёс тебе в жертву всю свою семью! Что мне сейчас делать, как дальше жить? Не отвергай меня, умоляю! Моя душа – твоя душа! Посланник, где же ты, появись. Я в отчаянии! – и вдруг, замерев на секунду, одержимый упал на колени и, низко кланяясь кому-то невидимому, быстро зашептал:

– Да-да, я всё понял. Сначала я, потом семья, всем сразу нельзя. Прости, я не расслышал. Да, верю, что они следом придут. Да, слушаюсь, господин. Подарки сам доставлю, в себе принесу, сейчас же! Только не покидай, только подожди. Я всё сделаю быстро, не заставлю тебя долго ждать, путеводная звезда моя!

Скинув под ноги тела детей, трясущимися руками он торопливо стал вынимать из них спрятанные богатства. Сложив всё в одну кучу, схватил острый нож и с силой вонзил его себе в низ живота. Скривившись от сильной боли, резким движением вспорол себя до самой грудной клетки. Находясь в состоянии транса, он отбросил нож и стал вырывать из распахнутого чрева свои окутанные тёплым паром кишки. От отвратительности увиденного Ивана стошнило.

Старик, внезапно вскинув взгляд горящих глаз на притаившегося свидетеля, выплёвывая изо рта вместе со словами ненависти сгустки тёмной крови, захрипел:

– А-а-а, так вот кто виноват! Убью-у-у!

Он бросился к лежащему на полу ножу, схватил его скрюченными пальцами и ринулся к застывшему Ивану. Но, сделав два шага, одержимый человек безвольной тушей грохнулся вниз. Крепко сжимая в окостеневшей, багровой от крови по локоть руке острое лезвие ножа, громко скрежеща окровавленными зубами, он изо всех сил рвался ползти вперёд до тех пор, пока остекленевшие мёртвые глаза не уставились в потолок.

Иван изо всех сил ударил себя ладонью по щеке, заставляя сознание прийти в норму после безумного зрелища. Он хорошо помнил слова указа государя Александра I, сказанные им, когда войска союзников только-только вступили на территорию Франции. Государь заявил, что он воюет с Наполеоном, но не с французами и что все солдаты его армии обязаны вести себя по отношению к побеждённым как истинные добрые христиане. И любое нарушение этого указа, подкреплённого выплатой всем военнослужащим русской армии долга за два предыдущих года и двойным жалованьем за текущий год, непременно будет караться смертью.

Глядя на множество лежащих перед ним трупов, Иван явственно осознал, что в случае разбирательства ему сложно будет доказать свою непричастность к убийству целой семьи, трудно будет объяснить, как он попал в чужое жилище поздней ночью. Вряд ли общественность поверит в рассказанную им правду, слишком невероятной она была. Он принял единственно правильное решение. Быстро собрав драгоценности и прихватив свёрнутую рулоном бумагу, Иван выскочил из дома.

Возвращение Ивана Русинова домой

Спустя несколько месяцев Иван благополучно прибыл в своё имение, находящееся недалеко от столицы. Хозяйство за время его вынужденного отсутствия по причине недостатка средств основательно пришло в упадок.

Иван никому не рассказывал о случившемся с ним в Париже, даже самые близкие люди не знали о привезённом им с чужбины богатстве. Обустраивая имение, приводя в порядок дела, он скрытно от всех залезал в стоящий в его кабинете сундук и доставал из него золото, которое, несомненно, было хорошим подспорьем в его начинаниях. Дела шли в гору, всё у Ивана на зависть соседям ладилось. Появилась заново отстроенная мельница, вдвое был расширен скотный двор, в просторной леваде, поигрывая мышцами, с довольным ржанием носились лоснящиеся от тщательного ухода любимые им орловские рысаки.

Однажды у проезжих цыган купил Иван медвежонка, велел построить зверю жильё добротное, с железной клеткой, выходящей на улицу. Потапом назвал быстро растущего зверя. Кормил прожорливого малыша сам, дрессировал, играючи боролся с косолапым. Как с человеком разговаривал, весело убеждал всех, что медведь понимает иной раз лучше какого человека.

Через несколько лет имение Русинова стало одним из самых богатых в округе, о сноровке и предпринимательской жилке хозяина знали далеко за пределами губернии.

Со временем наскучила Ивану жизнь деревенская, бедная на события, и повадился он в Петербург наведываться, в дом одного из своих фронтовых друзей, где собирались любители игр в карты. Всякий раз, перед каждым своим отъездом в город, Иван уединялся в своём кабинете и строго-настрого приказывал не беспокоить его, что бы ни случилось, пока он сам не выйдет. Никто не мог знать, что Иван, достав из укромного места привезённую бумагу, вставал на колени, прижимал её к груди и, обращаясь мыслями своими к кому-то невидимому, искренне просил того о помощи и удаче в азартной игре. Ни разу он не проигрывал, ни разу пустым не возвращался домой. Радовал мать и жену дорогими подарками, угощал заморскими гостинцами сына и двух очаровательных дочек, смотрел на их счастливые лица и от этого пребывал в счастье.