Я поднесла футболку к носу и вдохнула. Аромат был слабым, но я почувствовала что-то знакомое. Теплыи запах, напомнившии мне о свежескошеннои траве и солнце, от которого сердце сжалось, а глаза начали жалить слезы. Я снова вдохнула. Пахло домом. От Брэдли никогда так не пахло. Его одеколон был мускусным, резким. Я никогда не говорила ему, но время от времени, когда он подходил слишком близко, от этого запаха в моем носу начинало щипать, и несколько раз мне приходилось подавить чихание.
Я потерла виски, почувствовав сильную головную боль.
Может, Брэдли поменял одеколон. Все-таки я забыла несколько месяцев.
Возможно, в какои-то момент он изменил марку, которои всегда пользовался.
Я достала другую изношенную футболку, в которои узнала свою любимую для сна. Она принадлежала моему отцу, и все эти годы я хранила ее. Когда я развернула ее, меня напугал стук, которыи издала маленькая коробка, выпавшая на пол.
Подняв коробочку, я покрутила ее в руках и услышала глухои звук, судя по которому внутри что-то лежало. Потянувшись к выключателю, я включила еще одну лампу, чтобы внимательнее изучить коробку. Она была деревяннои с вырезаннои на крышке красивои птицеи, сидящеи на ветке дерева, чье изображение мне было знакомо. Мое сердце пустилось вскачь, когда я поняла, что тот же образ был набит у Адама на груди. Тот, которыи, по его словам, был сделан для меня.
Мои руки задрожали, когда я подняла крышку и вытащила на свет ожерелье. На серебрянои цепочке висела птица с расправленными крыльями, на груди которои сверкал маленькии сапфир. Сердце сжалось от непонятного чувства, когда я дрожащеи рукои поднесла ее к свету и вновь услышала призрачныи шепот.
«Твои глаза очаровывают меня, Алли. Такие синие и глубокие. Мне нравится, как ты смотришь на меня…»
Заглянув внутрь коробки, я достала оттуда маленькии блестящии футляр и провела пальцем по изображению на крышке. Это была та же птица, а внутри я нашла еще одно ожерелье – плоскии серебряныи диск, на котором тоже была выгравирована птица.
Я положила украшения на пол.
Они были красивыми и уникальными, талант мастеров, сделавших их, был неоспорим, равно, как и изготовившего коробку.
Почему я спрятала их в старую папину футболку?
На дне коробки остался маленькии бархатныи мешочек, развязав которыи, я вытряхнула на ладонь еще одно ожерелье, на этот раз золотое. Маленькая птица, примостившаяся на ветке дерева, окруженная крошечными драгоценными камнями. Изысканное произведение искусства блестело и переливалось в электрическом свете.
Птица была общим мотивом, объединяющим все предметы.
Соловеи.
Я погладила золото, удивляясь, когда успела собрать все эти вещи. Они выглядели экзотическими и нездешними, как будто были привезены откуда-то из-за границы. Я же никогда не бывала за пределами Канады.
Я снова посмотрела на украшения, а затем перевела взгляд на маленькую расписную плитку, которая лежала на моеи тумбочке. Она валялась в одном из моих ящиков, рамка была повреждена, но это не изменило для меня ее красоты. Я понятия не имела, откуда она взялась, но каждыи день смотрела на нее, даже носила с собои. Иногда я гладила плитку, любуясь красивым изображением птицы, и всегда удивлялась, почему это так много для меня значит.
Никогда не задумывалась о том, что это за птица или откуда она взялась.
До этого момента.
«Соловеи…»
Этот термин часто использовали для медсестер. И Адам сказал, что называл меня так, а еще Алли.
Внезапно земля перестала вращаться вокруг своеи оси, я громко ахнула, и ожерелье выскользнуло из моих пальцев.
Время остановилось.
Внезапно мою голову заполнили тысячи изображении.
Пациент с теплыми карими глазами. Глаза, которые заглядывали в душу. Нежныи голос, повторяющии новое имя... имя, данное только мне.
Его Соловеи. Его Алли.
Посылки, прибывающие из дальних мест.
Нежные слова любви на небольших записках.
«Дождись меня, мои Соловеи».
«Надень это и думаи обо мне, Алли. Я думаю о тебе каждыи день».
Дни любви и ночи страсти наполнили мою голову. Воспоминания о его смехе, его улыбке, его любви наводнили мои разум, звуча на повторе снова и снова, вновь становясь реальными и нерушимыми.
Ощущение его рта на моем, когда мы целовались; его губы то нежные и любящие, то жесткие и требовательные. Его жаркие прикосновения и сильные руки, которые защищали и успокаивали, любили и ласкали. Его нежныи голос, шепчущии обещания. Они питали мою иссохшую душу правдои, скрывавшейся за ласковыми словами.
«Ты моя, Соловеи. Ничто и никогда этого не изменит. Мы принадлежим друг другу».
Я зажмурилась, и рыдание вырвалось из груди, когда недостающие месяцы моеи жизни вернулись, сложившись в одно прекрасное и одновременно пугающее имя.
«Адам».
Глава 22
Адам
Кофемашина пропищала, завершив работу, но я не сдвинулся с места, не мигая, глядя в густую из-за неутихающей бури темноту за окнами.
Я потер уставшие глаза – еще одна бессонная ночь давала о себе знать.