Твой образ для меня (ЛП)

- Адам, – позвала Алли, копаясь в кухонном шкафчике. – Где моя кружка, которую ты привез из Лондона?

- Оу. Она, хм, разбилась.

- Какая жалость! Она была моей любимой. – Алли продолжила обыскивать шкафчик. – А где остальные кружки? Те, что шли в комплекте с тарелками? По сути…

Я закрыл глаза, зная, что будет дальше. Мне было стыдно за истерику в тот день, но я ничего не мог изменить.

- Где вообще вся посуда? – Алли повернулась ко мне. – В шкафах только миска и пара пластиковых контейнеров. Из кружек только та, которую мы делили. Где все остальное?

Я попытался отвлечь ее.

- Тебе больше не нравится делиться со мной кружкой?

- Адам, – предупреждающе протянула Алли.

Я тяжело вздохнул.

- Я был зол.

- И?

- И разбил кое-что. Много чего.

- Ты разбил всю посуду?

- Да.

- И мою кружку?

- Я был зол, – повторил я. – Я думал, ты бросила меня, оставила нашу жизнь. Мне было больно вспоминать, поэтому я уничтожил все, что напоминало мне о нас.

- Тебе стало лучше?

Я пожал плечами.

- Не совсем.

Алли прошла по комнате, пробегая пальцами по стенам.

- Здесь? – тихо спросила она, прослеживая глубокую вмятину. – Это была моя кружка?

- Наверное. Или твои ключи.

- Адам…

- Они лежали на столе. Все твои вещи пропали. Я думал, что ты тоже исчезла, – пояснил я, пытаясь донести до Алли свою боль и гнев.

- Я их не брала, – ответила она.

- Уверен, твоя мать это сделала. Информация обо мне была в твоем телефоне? – спросил я, собирая все больше кусочков головоломки вместе.

- Да.

- Это объясняет, откуда у нее адрес. Думаю, она решила сделать вид, что ты забрала свои вещи. И убедилась, что я получил сообщение. Сука.

- Мне жаль. Безусловно, она все продумала. – Алли наклонила голову. – Тебе было больно.

- Очень. Мне казалось, я взорвусь. Я не знал, как справиться с болью и разочарованием.

- Поэтому моя кружка должна была пострадать.

Я знал, что Алли пыталась заставить меня улыбнуться.

- Это была почетная смерть.

Алли уперла руки в бедра, изображая суровое выражение на лице.

- Я надеюсь, ты заменишь мою кружку, – проговорила она. – И мой брелок тоже.

Я кивнул, пытаясь не смеяться над ее грозным тоном. Как же я скучал по тому, как очаровательна была Алли, когда пыталась быть жесткой.

- Думаю, нам нужно подобрать новую посуду. Есть из бумажных тарелок – это больше в твоем стиле, – поддразнила она.

- Сэкономим на средстве для мытья посуды.

- Нет. Новые.

- Командирша, – усмехнулся я.

- Ты любишь меня такую.

Я притянул ее в свои объятия.

- Я люблю тебя любую.

Алли потянулась к моим губам, обдавая сладким дыханием.

- Я знаю.

~ᵗʶᶛᶯˢᶩᶛᵗᶝ ̴ ᶹᶩᶛᵈᶛᵑᵞ©~

День был наполнен взлетами и падениями.

Некоторые моменты были проще и легче, такие как кружка и тарелки. Однако позже я услышал, как Алли плачет в ванной, и, когда вошел, обнаружил ее на полу душевой, рыдающей над глупой кружкой и болью, которую та символизировала для меня. Не раздеваясь, я сел рядом с ней и держал, позволяя воде смыть слезы.

Потом я, оставив Алли в мансарде, помчался в китайский ресторан, чтобы купить еды. Заказ занял больше времени, чем планировалось, и я занервничал. Страх от того, что Алли не было рядом, стальными когтями раздирал мою грудь. Когда еда была готова, я буквально выхватил сумку у Чанга и рванул обратно домой, где и встретил Алли, нетерпеливо ждущую меня у двери.

Я подхватил Алли на руки и отнес ее и еду на стойку. Посадив на твердую поверхность, я обхватил лицо Алли ладонями и заглянул в глаза.

- Думаю, что какое-то время мы не сможем быть порознь, – признался я. – Сейчас я не могу быть далеко от тебя.

- Я тоже, – ответила Алли. – Чувствую себя лучше, когда ты рядом.

- Хорошо.

После того как мы поели, Алли уютно устроилась в кресле, а я сел перед ней, держа за руки, желая услышать больше о нашем времени, проведенном врозь.

Я задавал вопросы, на которые ненавидел слышать ответы. Алли рассказала мне о своем выздоровлении, попытках отыскать недостающие кусочки ее жизни и о терапии на лодыжке. Мне было ненавистно слышать о ее физической боли, но еще больше я ненавидел слышать о боли эмоциональной. Как она волновалась, что память не вернется и о том, что ждет ее в будущем. Я крепче сжал ее руку, когда Алли прошептала о том, как горько плакала, когда боль становилась слишком сильной.

Потом Алли завалила меня вопросами о Питере и Эдвине и о том, что я делал в те месяцы, что мы провели в разлуке. Я рассказал ей о клинике, на строительство которой потратил деньги Елены, и о том, как трастовый фонд обеспечит постоянную заботу о людях. Показывая Алли фото на своем ноутбуке, я делился воспоминаниями. Особенно ей понравились пейзажи и ясные горизонты, которые окружали нас тогда.

- Звезды ночью, как бриллианты, выброшенные в чернильную мглу. Я никогда не видел таких небес, как там, Алли, – объяснил художник во мне.

Алли коснулась моей руки, лежавшей на мыши, всматриваясь в мое лицо на экране и прослеживая изображения пальцем. Для разнообразия я пялился в камеру, когда Эдвина щелкнула затвором. Мое лицо было бесстрастным, но глаза и выражение говорили сами за себя. Я выглядел измученным и потерянным.