Твои, Отечество, сыны

Вечером 15 декабря мы с комиссаром Чернышевым были вызваны в штаб 40-й армии.

Поездка была хотя и кратковременной, а все же передышкой. Я почти ежедневно бывал в полках, батальонах, ротах. Быть может, поэтому штаб армии постепенно стал представляться мне довольно глубоким тылом.

Однако война есть война, и нередко случалось, что боец, прошедший огонь и воду, не затронутый ни пулей, ни осколком на передовой, случайно и нелепо находил свою гибель в тылу.

Так едва не случилось и со мной, и с моим адъютантом Шевченко, и с шофером Косолаповым. Бедняга, он пострадал значительно больше нас.

Мне часто вспоминается тот ясный безветренный день, синеватая морозная дымка у горизонта, иней, играющий в солнечном луче… После метели косые высокие сугробы кудрявились застывшими гребешками и, отражая блеклое небо, отсвечивали синевой, в точности как море и зыбь безбрежное, нереальное море, остановленное в извечном своем движении.

После чада прокуренной землянки было так приятно вдохнуть полной грудью свежий, морозный воздух, острый и щекочущий, как нарзан, и видеть в сиянии солнца эти родные русские просторы, суровый и ясный край, самый дорогой сердцу.

Машина быстро домчала нас до здания сельсовета в соседнем селе, где разместился штаб армии, и еще в прихожей я услышал знакомый голос генерала Подласа и чей-то смех. Командующий говорил весело, возбужденно, и я уловил обрывок фразы:

— …теперь-то немцы получат по загривку!..

И Чернышев, и я были несколько смущены той дружеской, радостной встречей, которую оказало нам высокое начальство. Здесь были командиры 1-й и 2-й гвардейских стрелковых дивизий генералы Руссиянов и Акименко, члены Военного совета дивизионный комиссар Маланин и бригадный комиссар Грушецкий, начальник штаба армии генерал Рогозный и другие высшие офицеры.

— Вот и кандидаты в гвардейцы прибыли! — громко возгласил Иван Никитович Руссиянов, встал, подал мне руку, прикоснулся к плечу. — За Перевалочное спасибо! Вы оттянули целый полк противника на себя, а мы получили возможность прорваться в тыл немцев и стукнуть их во фланг.

Усаживая меня рядом с собой, генерал Подлас спросил:

— Итак, на что жалуемся, Александр Ильич?

— Жалоб не имеется, товарищ командующий, — сказал я, удивленный этим радостным настроением командиров, которое в штабе армии далеко не всегда можно было наблюдать. — Правда, товарищ командующий, если бы вы подбросили мне пополнение, это было бы очень кстати! Дивизия занимает слишком широкий участок фронта…

Подлас улыбнулся:

— Значит, придется сузить участок.

— Это невозможно.

— Даже необходимо, Родимцев. Что ж делать? Вам придется потесниться. Дело в том, что сейчас на подходе свежая дивизия! Вы понимаете, какой силищей становится паша сороковая?

— О, конечно, понимаю!..

— Да, еще мы получаем порядочное количество «катюш»…

Теперь мне стало понятно, почему все командиры были так воодушевлены. Я отлично знал, что если бы мы имели силы, равные силам противника, гитлеровский «дранг нах Остен» и пресловутый «блицкриг» быстро превратились бы в «драп на Вестей» и в «блицкрах», тем более, что сама земля Украины и России жгла оккупантам подошвы: они сеяли неистовый гнев народный на каждом своем шагу.

У командарма была особенная манера говорить: он словно беседовал вслух с самим собой, ставил себе вопросы и отвечал на них.

— Итак, что нам докладывает разведывательный отдел армии? — спросил он и быстро оглянул зорким взглядом присутствующих. — Как ведет себя противник с наступлением зимы?

— Предпочитает теплую печь, — негромко заметил белолицый, широколобый Руссиянов.

Подлас наклонил голову.

— Верно. С наступлением холодов немцы стали ютиться почти исключительно в населенных пунктах. Как правило, они занимают под жилье школы, здания поселковых советов, библиотеки, избы-читальни, клубы. Если и поселяются в частных домах, владельцев этих домов обязательно выгоняют. Значит, не верят населению, боятся.

Командарм внимательно взглянул на меня и спросил:

— А как же обстоят дела у них на переднем крае?

Я не успел ответить, он ответил сам:

— В поле, на переднем крае и в глубине обороны днем они оставляют небольшие группы солдат: отделение или взвод в виде боевого охранения. Немного ведь, верно? Зато ими хорошо организована служба наблюдения отдельными постами, а ночью охрана усилена патрулированием.

Теперь он внимательно взглянул на Чернышева:

— Чего же достигают они этаким «расписанием»?

— Экономят силы, — сказал Чернышев. — Люди отдыхают в теплых помещениях и, значит, физически не изматываются.