Твой пока дышу (СИ)

В сферический вакуум погружаюсь, наполненный лишь восторгом, голографические блики перед глазами, ведёт от этого многообразия цветов, от переливов, от искажений двинутого на ней рассудка. Ласкаю её тело, она же своими объёмными стонами ласкает мою душу, сбивает копоть, отмывает грязь, до скрипа чистоты, до кристальной ясности, до абсолютной уверенности в завтрашнем дне.

На моём мизинце – то самое обручальное кольцо. Она не просила его больше, я не предлагал. Момент должен быть идеальным, не после моего признания, точно нет. Скоро.

Нависаю над ней, сцепляясь взглядом. Убираю волосы с её лица и прошу:

– Не закрывай глаза.

Касаюсь разбухшей головкой члена её влажных складочек, и она приоткрывает ротик, жадно заглатывая порцию кислорода.

– Люблю тебя, – говорю, казалось бы, очевидные вещи, но замечаю, как по её телу летит дрожь, поднимая волну мурашек.

– Люблю тебя, – шепчет в ответ, и по всему моему организму несутся трескучие разряды тока.

Мысленно опускаю каску сварщика, чтоб сетчатку не выжгло к хренам от разлетающихся от нас искр, проскальзываю членом во влагалище и сам же первым не выдерживаю, прикрывая глаза. Слепым котёнком ищу её мягкие губы, испариной покрываюсь, пытаясь двигать бёдрами осторожнее, погружаясь в неё всё глубже с каждым новым толчком, а не насаживать на себя с дурным напрочь «эге-гей!», некстати начавшим отбивать в голове.

Чувствую, как накатывает. Как напрягается её тело, готовясь сделать фатальный для нервных окончаний выброс. Как пульсирует плоть, как раскаляется кожа, думаю, что крепко держу штурвал, что управляю этой лодкой, уверен, что раскачиваю сам, до последнего уверен. Наивный, блядь. Электрическим штормом хлипкий плот накрывает, бушующей стихией, сверхъестественной, всемогущей, сметающей к чертям все препятствия, поглощающей всё живое.

Хотел в оргазме её окольцевать, но самого так нещадно скрутило, так сотрясло, что лишь отдышавшись смог стянуть со своего пальца кольцо и надеть на её безымянный.

– Как влитое, – улыбается с закрытыми глазами, прокручивая колечко большим пальцем.

– Не посмотришь? – покрываю чередой нежных поцелуев её лицо.

– Потом… – шепчет, выгибаясь и вжимаясь в меня грудью. – Люби меня…

– Да я люблю, Линда, люблю… – вздыхаю, начав двигаться внутри неё, постепенно наращивая скорость, – но сначала трахну. Эге-гей, блядь.

Смеётся надо мной, чертовка.

Правда, недолго.

Секс, душ, секс в душе, стакан воды, стол, подоконник, диван в гостиной, пресловутая «пыточная», озорной шлепок плётки по ягодицам, на этот раз, к счастью, по её, кровать, снова душ, утро.

– Я хочу спа-а-а-ать… – хнычет Линда, сжимая в руке мой стояк и абсолютно без энтузиазма надрачивая. – Ты маньяк, ясно тебе? Чёртов маньяк, ты затрахал меня уже, а мы ещё даже не поженились!

– Ты течёшь. Сама провоцируешь, – отбиваю атаку из последних сил.

И, нахрен, выключаюсь.

– Вот гад, – слышу её шипение сквозь сон и невежливые толчки в спину. – Просыпайся давай, Надя встала!

– Надя! – подскакиваю с кровати и прикрываю хозяйство подушкой.

– Я пошутила, – ухмыляется стерва, блаженно потягиваясь и демонстративно зевая во весь рот. – Просто не смогла уснуть и было завидно.

– Хана тебе, мелкая! – грожу возмущённо и бросаю беглый взгляд на часы.

– Скоро проснётся уже, – подтверждает мягко и тянет ко мне ручки. – Поцелуй меня и оденься, Давид.

Давид. Запомнил. Где-то через месяц завёл тетрадку, куда скрупулёзно записывал все имена собственные и нарицательные, которыми она меня щедро награждала. С пометками, по какому поводу. На первую годовщину, когда я вручил ей её в качестве подарка, мы насмеялись на год вперёд.

– Командирша нашлась, – ворчу и в знак протеста сначала одеваюсь, а уж после – целую.

Да, я бунтарь. И, походу, всю оставшуюся жизнь буду отстаивать своё право иметь яйца.

– Так как ты догадалась на счёт Лерки? – спрашиваю уже позже, с набитым ртом.

– Ш-ш-ш! – шикает на меня гремучкой, зажимая мой рот ладонью.

Воровато оглядывается через плечо и заталкивает в рот огромный кусок пирога. Активно работает челюстями и успевает проглотить аккурат в тот момент, когда в кухню влетает доча, всем своим видом демонстрируя вопрос, которого мы опасались.

– А чё это вы тут жрёте?! – читаю в голодном взгляде малышки, пятнадцать минут назад умявшей приличную такую порцию крутой овсянки с фруктами. Но главная претензия, конечно же, заключалась в другом. И звучать она должна была примерно так: – Без меня!!!

– Ам-ам-ам, – в реале выдаёт Надюша и, клянусь, принюхивается.

– Чего ам-ам? – невозмутимо блефует Линда, дёргая меня за руку и прикрывая мной столешницу с остатками благоухающей домашней выпечки, которую привезла матушка. – Ничего нет. А ты только позавтракала.

– Е-е-сть! Ам-а-а-ам! – беззастенчиво капризничает доча.

– Может, не наелась? – предполагаю шёпотом, губами практически не шевелю, боясь спалиться перед заглядывающим в рот ребёнком.

– Ага, – хмыкает ведьмочка ехидно, – на неё прям смотришь и видно – недоедает.

– Надюша! – громко ахает мама из гостиной. – А что это такое?! Иди скорее сюда, посмотри! Ого-о-о!