Твой пока дышу (СИ)

Даже в тот момент, когда ублюдок приставил к её голове пистолет всё ещё хотел, уже осознавая, что не выберусь. Как я мог поступить иначе? Женщина в беде. Женщина в беде из-за меня. За моей головой пришёл, не за её.

Конечно, оказал сопротивление. Вырубил того, что замахнулся битой со спины, успел расквасить нос ещё одному, прежде чем третий вколол мне какую-то дрянь, от которой я вырубился за считанные секунды. После которой очухался в конуре Линды. В той самой крошечной квартирке, в которой возродилось из пепела моё чувство. В той самой, в которой оно умрёт вместе со мной.

Тошно было ещё и от того, что заряда на мне хватит чтобы разнести в клочья не только меня. Что пострадают и те, кто живёт совершенно обычной жизнью. Правильной. Законопослушной. Но, если быть честным с самим собой, если опустить весь пафос, если решить проблему вагонетки, могу ответить однозначно – я предпочту ей всех.

Всех.

Что это говорит обо мне, как о человеке? Да чёрт знает. Наверняка ничего хорошего. Или просто говорит о том, что я человек.

Молю, чтобы не нашла меня. Чтобы обиделась настолько, что не стала бы даже искать. Ещё бы, Лена наверняка в красках расписала нашу последнюю встречу. Мот-то будет молчать пока самолично не убедится, что я труп и не откручу ему башку.

Молю, чтобы не нашла меня. Чтобы не ворвалась в квартиру, дверь которой так же заминирована, ублюдок часами хвастался своими талантами. Чтобы не увлекла за собой остальных, чтобы не смело одним махом большую часть близких, чтобы не искалечило судьбы выживших. Чтобы унёс за собой лишь… незнакомых.

Ничтожные мыслишки.

Понимаю, осознаю.

И продолжаю молить, слабо шевеля губами в бессвязных бормотаниях.

Час, второй, третий. Уже даже на это сил не осталось. Даже на то, чтобы держать глаза открытыми.

Прикрываю веки, воображая, что в очередном трипе от самого себя. Еду по трассе не превышая скорости, чтобы не добраться слишком быстро. Чтобы потешить себя воспоминаниями.

Первый поцелуй. Горячий, жадный и абсолютно неискренний с её стороны, но было так плевать. Её мягкие губы пленили разум, обезоружили, покорили сердце.

Первый секс. Из кожи вон вылез, доставляя ей удовольствие, ублажая, угождая, подыхая от её молчания, полыхая от её необузданной страсти, от отдачи на уровне ощущений, действия, лишаясь остатков мозга.

Первый искренний разговор. Обнажённые тела, оголённые эмоции, абсолютная откровенность, острый укол в сердце, всепоглощающий страх потерять её.

Все последующие поцелуи.

Все последующие пережитые вместе моменты. Вся плотская и платоническая связь. Вся страсть, вся любовь.

Моя дочь…

Моя трогательная малышка, моя разбойница, моё спасение, моя душа, моё всё. Так мало времени с ней провёл, так ничтожно мало… она ведь даже не запомнит. Ни лица моего, ни голоса, ни прикосновений. С фотографий на неё будет смотреть незнакомец. Донор.

– Куда?! – доносится до воспалённого сознания тихий рык и моё сердце начинает колошматить с неистовой силой.

– Не-е-е-т… – сиплю, отчаянно лязгая цепями, бестолково бьюсь, как рыбы, попавшая в сеть. – Уходи, уходи…

Приподнимаю голову, вглядываясь в полумрак и вижу не то ночной кошмар, не то лучший свой сон.

Ползёт она, ведьма моя. На четвереньках, озираясь, хлюпая носом, останавливаясь периодически, чтобы одной рукой вытереть слёзы, чтобы видеть хоть что-нибудь.

– Дверь! – выкрикиваю с надрывом. – Дверь заминирована!

– Охуительно, брат! – возмущённо орёт Мот и в тот момент я понимаю, как она зашла.

Через, мать его, окно. Через соседнюю квартиру. Нашла-таки лазейку… но… откуда она узнала, что надо так?

– Да что же это такое, Пашенька?.. – причитает, здорово напоминая мать. – Что это… – бормочет, падая рядом, осторожно касаясь меня кончиками пальцев. – Не, реально, – проговаривает неожиданно спокойным ровным голосом и моментально вспыхивает, вопрошая с рыком: – Что это за дерьмо?!

Пытаюсь собрать слюны, сглотнуть, прокашляться, стараясь не особенно шевелиться, но всё равно хриплю:

– Это… сколько там?

– Два часа сорок три минуты… убывает…

– Ага. Ну, в общем, успеете подальше отъехать.

– Ты уже отъехал, судя по всему! – ехидничает, тыкая пальцем в бок.

– Ай… – больно адски, но я смеюсь: всегда точно в цель. Всегда!

– У нас гости! – орёт Мот и мы на пару с Линдой дёргаемся, ловя взглядами друг друга.

– Что там, Линда? – Панфилов выступает, а мы выдыхаем. Никогда ещё не был настолько рад его слышать. Вообще впервые ему рад, если совсем уж начистоту.

– Трындец! – гаркает ведьмочка с чувством. – Куча проводов и грёбаный таймер, действующий на нервы! Два часа сорок минут!

– Ничего не трогай! Ничего, поняла?! Вообще не двигайся! Оба замрите нахер!

– Я бы предпочёл, чтобы ты вышла так же, как зашла… – выражаю свои мольбы вслух.

– Ещё бы, – ехидничает Линда и отворачивается.

Что сказать хотела? Разом всё, наверное.

Хмурится, угол разглядывает, а сама руку мою находит, цепляя крючком указательного пальца мой мизинец. Переживает, нервничает, хоть и старается марку держать.

– Почему через окно? – любопытничаю, подгибая палец и сжимая её.

– Потому что Солнцев выбрал семью, – ворчит себе под нос.