Они стояли на скалах у побережья. Вечер выдался достаточно холодным, комендант поделился с девушкой своим плащом, и они случайно оказались в непосредственной близости друг от друга, потому что плащ был недостаточно широким, чтобы уместиться под ним вдвоём на расстоянии. Уилфред не обнимал свою спутницу, не брал за руку, старался не прикасаться особенно: знал, что сейчас от каждого прикосновения ей будет неприятно. Чтобы восстановиться, всегда нужно время.
Зима постепенно отступала, давая дорогу весне. Вечера стали длиннее и мягче, вьюги и метели поутихли, тонкий слой льда у побережья тронулся, кое-где растаял, а кое-где крупные обломки льдин ещё покачивались на сонных волнах. День клонился к закату, и нежно-багряные отблески солнца окрасили в розовый пушистые облака, горизонт и тихое, спокойное море. Пушистый снежок искрился под ногами, лёгкий морозный ветер перебирал пряди.
— Красиво, — заметил комендант, задумчиво глядя куда-то вдаль.
— Если бы не ты, я бы никогда больше не увидела закат, — тихо отозвалась девушка. И вдруг Уилфред отдал ей плащ, опустился перед ней на одно колено.
— Леди Регина, дочь Асгейра Мансфилда, окажешь ли ты мне честь, позволишь ли перед людьми, богами и стихиями назвать тебя супругой и, если великий ветер будет милостив, матерью моих детей?
Регина позволила себе робкую улыбку. На щеках её вспыхнул нежный румянец. Уилфред улыбался — почти впервые за много дней после возвращения из Империи.
— Да, — едва слышно выдохнула девушка. — По закону и нашему общему желанию я принимаю тебя как мужа и отца моих детей, если великий ветер будет милостив.
Уилфред поднялся и поцеловал её — осторожно, бережно, будто она могла растаять в хороводе ажурных снежинок. И в этом поцелуе смешались все когда-либо невысказанные слова, чувства, мечты. А закат догорал на темнеющем небе, и где-то вдалеке слышался глухой шёпот сонного северного моря.