Твои вены – мое жертвоприношение

Девушка яростно закричала, вкладывая в этот звук всю свою силу и напористость. Что-то холодило ее душу, как осколок льда, что вонзился прямо в ожившее горячее сердце, отчего взгляд девушки застилало временами белой пеленой какого-то тумана; что-то больно жалило грудь, когда Лесли карабкалась вверх, цепляясь за ступени, что уходили резко к потолку, к каким-то белым косым лучам света, будто бы она лезла на забытый небесами маленький чердак у самой крыши современной высотки в поисках собственного спасения, которое обещала себе, рысенку…

Сомнение. Сомнение, что она сможет выполнить свою клятву – вот что липким червем сковывало всю ее, когда она бежала по призрачной нити от одного берега к другому, а под ее ногами уходила вечно вниз бездна неизбежности. Что бы ни сулил этот свет впереди, дотянуться до которого она желала больше всего на свете, сомнение, отчаянное сомнение противилось изнутри, заставляя дышать тяжелее, находить во тьме ступени медленнее, подниматься все с большей неловкостью и неуклюжестью с каждым сделанным шагом. Рысенок, которого вампирша несла с собой у самого своего сопротивляющегося окоченению сердца, едва ли подавал признаки жизни, что резало скальпелем ледяной стали по душе Лестины; что-то трепетало в ней самым живым огоньком от одной только мысли о том, что она может суметь, что на горизонте есть один малейший шанс на спасение, пусть он и таял на глазах и разносился прахом от любого раздражителя, чуждого той пустоте, где он был взращен. Все мысли прочь. Прочь угрызения души о несбыточном прошлом. Она бежала по замкнутому кругу, с каждой новой дугой проваливаясь все глубже в черную вязкую трясину тоски, какую навевали спасительные лучи впереди, не приближающиеся к девушке, сколько бы она ни бежала. Это не должно стать ее концом! Это просто не может быть эпилогом ее краткой жизни в бегах, ради которой она прошла через столько огней! Она не из той элиты охотников всем своим существом! Ее не стереть чуть теплым пламенем перемен, от какого плавились, как восковые свечи, другие… Никогда! Лесли рванулась вперед, ускоряя свой бег, рванулась еще и еще… Никогда! Последние несколько кривых ступенек мелькнули пред ее глазами, как отдельные безотносительные кадры безумной пустой киноленты, какой была в ее глазах вся прежняя ее жизнь, если не этот миг… Лучи не обжигали и не слепили, но наоборот: выхватили ее из тьмы и обрушились звездными волнами, умыв ее своим живительным блеском, придав ей самой сил, засветив угасшую свечу ее надежды, разгоняющей полумрак опасений… Ей требовался лишь один последний рывок. Тот, что отсечет концы той веревки, что петлей стянула ее шею там, в темноте внизу, обрубит удавку и скинет ее обратно, наконец, избавляя от всего и, в том числе, от того монстра, что пытался убить рысенка… Ее рысенка. Ее маленького испуганного зверька, что еще не стал опасным кровожадным хищником, взрослея без матери, какая могла бы поднять его на лапы раньше. Наверное, в какой-то мере таким же беспомощным по своей природе зверьком являлась и сама Лесли…

Стиснув зубы и мысленно умоляя, чтобы детеныш на ее руках потерпел еще мгновение, вампирша согнула ноги в коленях, отпустив ткань одеяния, и положила свободную ладонь на ступень прямо перед собой. Если правильно рассчитать свои силы, то она сможет просто оттолкнуться и взлететь вверх. Всего секунда. Один вздох. Одно молчание и одно одиночество… Нет, не одно. Два. Два одиночества и один глоток воздуха на двоих, что тонули в крови. Лестина напружинилась, подобно кошке перед броском, и толкнулась, придавая стынущему бездвижному воздуху форму. Идеальная траектория, по которой полетели вперед двое, что совпадала точно с той линией, какую прочертила вампирша в своей голове, должна принести их прямиком на тот выступ, каким завершалась бесконечная лестница, а значит, и мучительный бег через силу и усталость… Должна, если бы только Лестина учла, что может поскользнуться и потерять равновесие…

– Нет! – гневно закричала девушка, что было силы вцепляясь в ступеньки. – Нет!

Чудовище позади, что протискивалось сюда с трудом из-за своего роста, но все же продолжало следовать за ними, было уже совсем близко…

– Прости, малыш… Я не хотела! – резко переключившись на рысенка, с сожалением и горечью произнесла охотница.

Она уложила обмякшую тушку, довольно тяжелую для того маленького котенка, каким казался этот детеныш, на открытую ладонь, а потом совершила, – настолько, насколько это было возможно, – аккуратный замах и легонько бросила ее вперед. Глухой удар. Единственная надежда на то, что детеныш не расшибся… Это могло его спасти…