Твои верные друзья

— Да, представьте, ничего. Сначала потосковал, конечно, немного, а сейчас, говорят, уже ничего... Хвалят: злобен, чуток. Будет сторожить хорошо!

4

В тот же вечер, когда я уже собирался ложиться спать, ко мне неожиданно позвонил по телефону Сергей Александрович и голосом, в котором улавливались волнение и скрытая тревога, осведомился:

— Вы еще не спите? Вот это хорошо. Я хотел бы отнять у вас несколько часов. Есть неотложное дело.

— Что-нибудь случилось?

— Да. Одевайтесь, сейчас мы за вами заедем. Дорогой узнаете все.

Пробило полночь, когда я сел в автомашину рядом с Сергеем Александровичем; впереди с шофером сидел Валентин.

— Ну, так что произошло? Рассказывайте.

В нескольких словах Сергей Александрович посвятил меня в причину нашего столь позднего выезда. Только что сообщили с завода, о котором у нас шла речь днем: случилось чрезвычайное происшествие, как говорят в армии — ЧП, происшествие, весьма встревожившее начальника клуба. На объекте, на охране которого стоял Кембль, обнаружилось нарушение. Кто-то пытался проникнуть на территорию нового цеха; это удалось обнаружить по пролому в кирпичной кладке стены. Злоумышленника, видимо, вспугнули; только поэтому, надо думать, ему не удалось довести задуманное до конца. Самое же странное заключалось в том, что собака, уже успевшая зарекомендовать себя как надежный караульный, на этот раз не издала и звука, хотя была здорова, невредима.

— Вы понимаете, что это значит! — горячо повторял Сергей Александрович. — Мы непременно должны выяснить причину непонятного поведения Кембля. Если сегодня отказала одна собака, мы не гарантированы, что завтра может отказать другая. Каково же мы будем выглядеть после этого со своими животными? Я потому и попросил вас поехать с нами. Как говорится, ум хорошо, а два лучше! А три — тем более!

Его волнение было вполне понятно. Еще не было случая, чтобы хорошо отработанная караульная собака подпустила чужого к охраняемому ею объекту. Кембль, действительно, странное исключение.

Завод — самый крупный в нашем городе — еще издали встречал множеством огней, сполохами плавок, синими молниями электросварки, производившейся на новостроящихся цехах. Завод расширялся. Продукция его была хорошо известна не только по всей советской стране, но и далеко за ее пределами; и, надо думать, не один злобный и алчный взор мысленно тянулся к нему из-за океана, где враги человечества замышляли новую войну против лагеря демократии и мира.

Словом, нас ничуть не удивляло, что враг (а это мог быть только враг) пытался проникнуть на завод, чтобы выведать там секреты производства, а может быть, совершить и что-нибудь похуже — поджог, взрыв, убийство. Плохо было то, что ему едва не удалось это осуществить и что он не пойман.

Нас встретил начальник вахтерской охраны. Лицо его было озабочено. Не теряя времени, он повел нас на место происшествия.

Завод для меня — это нечто величественное, торжество труда. Меня всегда волнует его строгий, налаженный ритм работы, его могучая сила, которую ощущаешь сразу же, едва переступишь порог заводской проходной, та атмосфера созидания, которая сразу охватывает вас. Пока мы шли мимо громыхающих цехов, я на какое-то время даже забыл и Кембля, и то, зачем мы приехали сюда.

Но вот до моих ушей донесся собачий лай. Наш провожатый повернул за угол огромного цехового здания, возвышавшегося над нами, из высоких труб которого, терявшихся в черном небе, порой вылетали снопы искр, — и мы оказались у цели.

Кембля уже сняли с поста; он был привязан в стороне, а вместо него у стены цеха, где было вынуто несколько кирпичей, стоял один из бойцов охраны. Сергей Александрович, даже не посмотрев на собаку, сразу направился к тому месту, где она была час тому назад.

Но что ему могли рассказать кирпичи? Только один Кембль знал то, что тут произошло, но он не умел говорить.

— А что, если попробовать предоставить Кемблю свободу, — предложил я. — То-есть не полную свободу, конечно, а взять на длинный поводок и пустить?..

С минуту Сергей Александрович испытующе всматривался в меня, как будто хотел прочитать на моем лице, к каким результатам может привести мое предложение, взвешивая «за» и «против», затем решительно произнес:

— Блестящая мысль! — (Начальник клуба любил сильные слова и обычно все выражал в превосходной степени). — Даже не обученный никакой розыскной работе пес всегда сможет пробежать по следу некоторое расстояние, если с этим связано сильное раздражение. А недавнее происшествие, хоть Кембль и не подал голоса, должно было явиться для него сильным раздражителем... Прекрасная мысль. Я же говорил: ум хорошо, а два лучше!

Он сам отцепил радостно повизгивавшего Кембля, который узнал его и теперь ластился к нему, виляя хвостом.

— Ну, давай, давай... Только, смотри, не вздумай хватать, а то ведь ты такой!..