Твои верные друзья

Но мне выпала редкая удача — получить щенка из помета Риппер — Даунтлесс.

Даунтлесс была собственностью питомника. Риппер же принадлежал лично начальнику. По собаководческим законам владелец собаки — отца — имеет право получить лучшего щенка из родившихся, и Снукки, как лучшая в гнезде, была облюбована начальником. А он собирался передать ее мне.

Вновь, как тогда на выставке, меня поразило поведение эрделей. Риппер подошел и внимательно обнюхал мне ноги; нюхал он неторопливо и без всяких признаков враждебности или подозрительности, а как бы так, «для порядка»; затем, с тем же видом полного спокойствия, отошел в сторону, с этой минуты перестав на меня обращать внимание, словно я перестал существовать для него, поднял деревянную баклушку, валявшуюся на полу (собачью «игрушку»), подкинул ее несколько раз на воздух и, бросив на пол, удалился. Даунтлесс же не удостоила меня и таким вниманием. Она просто постояла на пороге двери, ведущей в соседнюю комнату, и, показав свой куцый хвост, вернулась обратно.

Почти всех эрделей отличает необычайная невозмутимость. Их трудно чем-либо вывести из себя. Но это отнюдь не значит, что они флегматичны, вялы, плохо сторожат дом. Напротив! В первый же вечер Алексей Викторович продемонстрировал мне, как работает Риппер на свободной охране вещей хозяина (на свободной — то-есть без привязи), и я убедился, что с такой собакой шутки плохи.

Риппер, несмотря на свой сравнительно небольшой рост, обладал большой силой и особенно — ловкостью. В заборе двора, где обычно резвились собаки, было выпилено на высоте человеческого лица круглое отверстие, чтобы всякий приходящий мог предварительно заглянуть во двор. Риппер знал про это отверстие и частенько выкидывал такой трюк: когда кто-либо появлялся за забором, пес сейчас же бросался к калитке и принимался яростно прыгать, стараясь дотянуться до дыры. Это неизменно удавалось ему. Находясь на одном уровне с отверстием, он молниеносно выбрасывал голову вперед, и оскаленная морда, как жало, появлялась и исчезала в заборе.

Риппер брал чудовищные барьеры и препятствия. Два с половиной метра ему были нипочем! Алексей Викторович сообщил мне, что и это далеко не предел: хорошо натренированные эрдели способны брать до трех метров высоты и даже больше.

Три дня я прожил в питомнике, и все эти три дня мы вели с начальником нескончаемые беседы об эрделях.

— С ними вы будете иметь очень мало хлопот, — поучал он меня, — а все ваши заботы оплатятся с процентами. Это прекрасная порода, и ее надо всячески продвигать к любителю. Поэтому я и согласился дать вам щенков. Смотрите же, поработайте над этой породой хорошенько! Разведите отличных эрделей. Для этого я и даю вам Снукки.

Сколько раз впоследствии я вспоминал его. В короткий срок эрдели, действительно, завоевали всеобщее признание и стали, наряду с другими — овчарками, лайками и т. д. — одной из распространенных пород. А ведь в то время, когда мы вели с ним этот разговор, многие не признавали эрделей, морщились при виде их бородатых физиономий, а над увлеченностью эрделистов смеялись в лицо.

От него я узнал, что короткие хвосты вовсе не даны эрделям от природы, а укорачиваются вскоре после рождения, как укорачивали уши моего дога, — таков «стиль»! А курчавая жесткая шерсть сама не вылинивает и ее необходимо выщипывать при помощи несложного приспособления (наподобие ножа с гребенкой) два раза в году — осенью и весной, то есть в периоды линьки. Он сам преподал мне урок, как надо щипать эрделей, говоря при этом:

— Обратите внимание на эту операцию. Она очень важна. От нее зависит жесткость псовины. И не пугайтесь ее. Три часа работы, зато после этого у вас ни одной шерстинки в квартире! А насчет значения ее я могу привести такой пример. У моего товарища провалилась эрделька на выставке, очень хорошая эрделька, но была плохо выщипана. Я ее всю ночь щипал, приводил в порядок; на следующий день выставили вторично — получила «отлично»...

Однако, в полном противоречии с заявлением начальника, что он отдает Снукки мне, я вскоре вынужден был отметить, что она еще далеко не моя. Ложась спать, я слышал за стенкой приглушенный женский голос и изредка отвечающий ему — мужской. Это повторялось каждый вечер. Все три дня, что я находился в гостях у Алексея Викторовича, жена просила его, чтобы он не отдавал Снукки.

Узнав, что я догадался об этом, Алексей Викторович успокоил меня, шепнув как-то за обедом:

— Молчите. Собака будет ваша. Вы мне понравились... — И добавил, лукаво сверкнув глазами: — Только чур, не зазнаваться, а то я могу и передумать...

Уже на следующий день после моего приезда мы стали с ним настоящими друзьями, сблизившись с той быстротой и непосредственностью, какая характерна для всех истинных любителей собак: общая страсть объединяет людей.

После обеда мы обычно отправлялись гулять с собаками. Кроткая Даунтлесс послушно трусила у ног начальника, зато задира Риппер пулей носился по сугробам, ныряя в сгущающиеся сумерки, как в воду. Внезапно мой спутник принимался тревожно кричать:

— Рип! Ри-ип!.. Ко мне!..