Твой выстрел — второй

— Будет уж тебе, Петр Петрович, — сказал Заварзин. — Ответственность мы несем общую. Итак, заканчиваем. Еще раз напоминаю: все следственные и розыскные материалы стекаются в Водный отдел непосредственно к начальнику следственной части Корсунову, которого вы все хорошо знаете, и к начальнику уголовного розыска ВОМ, новому нашему сотруднику, младшему лейтенанту Тренкову. Старшим назначается Корсунов. Любое его указание имеет силу военного приказа для каждого начальника всех трех только что созданных оперативных групп. За все факты ведомственных рогаток и ведомственной спеси взыскивать буду беспощадно со своих, а ты, Петр Петрович, — обратился он к Кононенко, — со своих. С нас же с тобой, — Заварзин усмехнулся, — найдется кому взыскать. Вопросы есть?

— Есть, — сказал Корсунов.

— Есть, — сказал заместитель Заварзина старший лейтенант Авакумов.

— С тебя начнем, Ефим Алексеич. Говори.

Поднялся Корсунов, пятидесятилетний, сухонький мужчина с мелкими и резкими чертами лица и резким, неприятным голосом. Но это был добрейший человек… В астраханском розыске он работал с двадцать третьего года. Многие начальники, сидевшие здесь, были в свое время его подчиненными. Но подчиненные учились, бодро и широко шагали по служебной лестнице, а Корсунов, обремененный большой семьей, годами осваивал школьные азы и топтался на месте. Характера ему это не испортило, завистником он не стал. За характер его любили, а за огромный опыт и за то, что этот человек был ходячим милицейским архивом, — уважали. Потому-то Заварзин и дал ему первому слово.

— Я что, это так, хочу сказать… Неладно получается, товарищ капитан. Ведомственные рогатки уже торчат из вашего отдела в нашу сторону. Звоню вчера в ваш ОБХСС к оперуполномоченному Борисову. Ты, говорю, Борисов, перешли мне дело об ограблении склада консервного завода, не мусоль его понапрасну. Он мне дерзко отвечает, это, мол, дело — не твое дело. Мальчишка… Подозревает в ограблении заведующую складом Таисию Иванову, держит ее в КПЗ третьи сутки, а при чем Иванова, какая Иванова, когда я за три версты чую, что это дело банды. По всем признакам…

— Николай Евсеевич, что вы скажете?

Поднялся начальник ОБХСС окружного отдела младший лейтенант Криванчиков. Замялся:

— Я не в курсе, товарищ капитан. Борисов уверял меня, что это — симуляция ограбления и что завскладом — ловкая пройдоха.

— За то, что вы не в курсе — пять суток ареста с исполнением обязанностей. Повторится подобное — будете разжалованы. Произошло крупное ограбление, а он не в курсе. Так, товарищи, в двухнедельный срок мы явно не уложимся. Идите, Криванчиков, и выясняйте. Придете ко мне сегодня в 24.00 вместе с Борисовым.

Криванчиков вышел. Заварзин сказал Корсунову:

— Ефим Алексеевич, если выясню, что обвинения в адрес завскладом действительно беспочвенны, сегодня же дело будет переадресовано вам, а виновных строго накажу. Теперь ваше слово, Георгий Семенович, — обратился он к Авакумову.

Авакумов, в хорошо подогнанной форме, ладный, чисто выбритый, в меру пахнущий одеколоном аккуратист, говорить умел, и говорил чаще всего дельные вещи. Речь его была тщательно причесана, как и он сам, смотреть и слушать его было одно удовольствие, но иногда удовольствие длилось слишком долго… Памятуя это, Заварзин приготовился задавать вопросы, другого способа борьбы с гладкой речью Авакумова не было.

— Пятый день, — начал Авакумов, — в наших руках находится человек, который может вывести нас наикратчайшим путем к банде. Может, но не хочет, а мы бессильны повлиять на него. Но почему бессильны? Почему мы не можем заставить Клавдию Панкратову заговорить? Я не верю в это. Я думаю, тому причиной — неопытность младшего лейтенанта Тренкова. Отдавая должное боевому опыту этого офицера-фронтовика, мы не можем закрывать глаза на то, что этот опыт — не очень-то большой помощник в оперативно-розыскной работе. А учитывая жесткие сроки, которые нам даны для раскрытия дела, я бы предложил заменить младшего лейтенанта, потому что…

— Кем? — настала пора задать вполне уместный вопрос, и Заварзин задал его.

— Я предлагаю себя… Думаю, что сумею найти подход к Панкратовой.

— Что ж, предложение серьезное. Давайте-ка подумаем минуты две.

Думали. Тренков, бледный, безразлично смотрел в окно, собрав все силы, чтобы дышать неслышно. Оказывается, не тогда судьба его решалась, когда он допрашивал Панкратову, а сейчас. Если отстранят, думал он, я подохну, сгорю быстро и не нужно. А почему так важно ему остаться расследовать это дело, он не успел додумать: две минуты истекло.