Твоя безумная «фанатка» (СИ)

— Это я должен просить прощения.

— Не должен, не говори глупостей. Ты…

— Ну наконец-то! — к ним с воплем облегчения влетела мама, бросаясь к дочери. Следом неторопливо семенила бабуля, доедая бутерброд с колбасой. Выглядела она очень даже бодренько для пенсионерки, пережившей эмоциональное потрясение.

— Очухалась? Ну и славненько, — поприветствовала она внучку. Вот и всё сочувствие.

— Ма, ну можно же и поласковей, — укоряюще покачала головой. — С ума ведь чуть не сошли.

— Ну не сошли же. Целехонькая вон лежит. Врачи говорят, жить будет. Так что можно теперь спокойно ремня дать. За то, что сбегает на ночь глядя куда не попадя.

— Это я виноват. Простите, — виновато потупил глаза Матвей.

— Да ни при чём он тут! Я сама дура, — заступилась за него Нелли.

— А то мы не знаем. Эй, милок, — начальственным жестом окликнула бабуля Бондарева. — Дай нам пошушукаться немного. И позови медсестру. А то шлындает не пойми где. Чай небось гоняет в своей подсобке. За что им деньги такие платются?

— Он не виноват. Не валите всё на него, — продолжила попытки защиты Пылаева, видя, как бабуля с хитрым видом провожает удаляющуюся спину.

— Да знаю я, что не виноват. Бедный парень. Как тень по стенке тут слонялся, места себе не находил, — к её изумлению, старушка сердито пригрозила внучке кулаком. Эй, кто тут больной? Кого жалеть надо? Это её вообще-то машина едва не переехала!

— Да я ж не специально…

— Не специально она. Два парня вокруг тебя всю ночь толкались: ни ели, ни спали. Рассказывай давай, что творится. Что за любовные треугольники ты тут успела назаводить.

— Я не заводила. Они сами… назаводились…

— Ма. Давай не сейчас. Она только в себя пришла, — попыталась утихомирить родственницу вторая родительница.

Какой там.

— И шо? Видишь, шевелится и моргает. Ссадинами, да испугом отделалась. Сказали же тебе, через пару дней прыгать будет, как новенькая, — заняв стул Матвея на внучку внимательно воззрились. — Ну так чего? Почто молодцев добрых мучаешь?

Пылаева, утомлённая, словно не спала последние часы беспробудным сном, потёрла лицо, но, шикнув, с изумлением поняла, что да, без ссадин не обошлось. На виске и вдоль скулы обнаружились успевшие покрыться корочкой шершавые ноющие ранки. Хорошо же она приложилась об лёд.

— Не знаю, — рассматривая капельки крови, оставшиеся на подушечках пальцев, покачала головой она. — Всё так запуталось, а когда успело я и сама не поняла.

И правда. Когда её успело занести в эти дикие любовные дебри? Жила же себе так спокойно и славно, ни во что не лезла.

— Не поняла она, — фыркнули в ответ. — Вертихвостка. Нравится сразу двоим пудрить голову?

— Нет. Ничего такого… Я просто… я просто дико устала от этих эмоциональных качелей…

— Когда не знаешь, кого выбрать — выбирай себя. Не ошибёшься, — назидательно изрекла бабуля.

— Я знаю, кого выбрать. Уже выбрала. И этим обидела другого.

— Невозможно угодить всем. Это твоя жизнь. Если тот, другой, не дурак, то примет и поймёт, — мама была более мудрая. И мягкая в выражениях.

— Вот только он тоже дорог мне. И я не хочу его потерять.

— Ну я же говорю — вертихвостка!

— Ма!

— Не мамкай! Негоже мучить мужиков понапрасну. С глаз долой, из сердца вон. Своё, оно останется. А что было чужим само отсеется.

Нелли выдала непонятный звук, нечто среднее между "пффф" и "мдааа". Прекрасно. Бабуля дала ей строго противоположный совет с тем, что приняла она. Блин. Легче вот вообще не стало.

Семейные беседы прервала нашедшаяся медсестра. Следом за ней вернулся Максим с запрошенной водой. А там подтянулись и ребята с подарками для больной. Палата быстро превратилась в филиал цветочного магазина и палатки клоуна, торгующего воздушными шариками.

С ума сойти. А в прошлый раз она была совершенно одна. Лежала разбитая и сломленная, не зная с кем поделиться, ведь родительницам Пелька действительно рассказала не всё. Не смогла, умолчав едва ли не половину. Не хотела жалости, да и к тому моменту правда всё равно бы ничего не изменила. А потому зачем тревожить понапрасну? И себя, и других.

Теперь же всё иначе. Теперь у неё была поддержка. Да какая! Несмотря на просьбы не злоупотреблять с помещениями, оставлять её не хотели. Лишь к вечеру, когда пошли вторые сутки пребывания на ногах, народ начал потихоньку рассасываться.

Первым, ещё в обед, уехал Давид. Спешил отчитаться перед женой за долгое отсутствие. За ним подтянулись Никита с Тимуром. Филипп ушёл с Диной последними, пообещав навестить завтра. А сегодня, кажется, у кого-то намечалось незапланированное свидание. Милая права. Почему, собственно, нет?

Матвей и Макс, сколько бы Нелли не уговаривала их, уходить не пожелали. Так и спали в коридоре, развалившись на узком неудобном диванчике. Вымотанные, они дрыхли без задних ног, пропустив обход приставленного к больной лечащего врача.

Восточные черты, аккуратная бородка, белый халат, папочка в руках, очочки и вежливый, но абсолютно безэмоциональный голос. Человек, на котором отложился отпечаток профессии.

— Как чувствует себя пациентка?

— Как маринованный огурчик, одиноко забытый в банке.