Схватив меня за кисть руки, он нагнулся чуть вперед и практически уперся своим лбом в мой, мы не сводили взгляда друг с друга, кажется, я даже забыла, как дышать, то ли от страха, то ли отчего-то другого… Я рефлекторно облизнула губы, и, наверное, залилась румянцем, потому что подобие улыбки проскользнуло на его губах, и милая ямочка появилась на щеке. Тело напоминало пружину, которую отпусти слегка, и она покажет свою силу, шестое чувство подсказывало, оно кричало и вопило, топая ногами, что попала я в капкан, и смогу ли выбраться – большой вопрос. Но в то же время ощущение спокойствия царило в атмосфере, безмятежность мгновения завораживала, заставляя кровь бежать чуть медленнее, превращая ее в кисель.
– Мы так и будем стоять?! – проскрипела я, словно старая дверь, на которой давненько не смазывали петли.
– Да, – будто пробудившись, выдал Даниил, фокусируясь на своих ботинках, – до завтра.
Когда за ним закрылась дверь, я медленно сползла по стене, обхватывая колени руками. Снова тишина, звенящая, давящая! Одиночество, и тиканье часов. Удивительно, но захотелось, чтобы он вернулся, пусть ругается, сквернословит, достает своим умными фразами и нравоучениями, но отчего-то в его присутствии я ощущаю себя живой. Словно ветка на засохшем дереве, ветка, которая еще надеется, что придет весна, и она будет способна к цветению.
– Глупые мысли, – откидывая прядь со лба, фыркнула я, поднимаясь.
День только начался, а чем занять себя я даже не представляла, хотелось лечь и отрубиться, чтоб даже сны не донимали. Но увы, моим мечтам и желаниям сбыться не удалось. Шум, неожиданный, громкий послышался с улицы, потом крики и визг прохожих, и вот я уже сорвалась с места в попытке выбежать быстрее из этих четырех стен. Хотя, по-хорошему, лучше б мне сидеть в своей коморке.
Дом наш нельзя назвать благополучным, прибежище разных социальных прослоек, но в основном тут преобладали такие же, как и я. Грязные, разучившиеся мечтать, неожидающие, что завтра будет новый день и он, возможно, станет лучше предыдущего. Вероятно, поэтому с завидной периодичностью во дворе, да и между соседями, частенько случались перепалки, иногда с поножовщиной и даже стрельбой. В этот раз видимо все разворачивалось по первому сценарию. Голос Марины я узнала практически сразу, ее стон, а потом грохот и визг, с последующей матерщиной. Девушка лет тридцати, которая вот уже несколько месяцев прочно сидела на игле, и завязывать с дурной привычкой, по-видимому, не собиралась, отчаянно бранилась. Выскочив из подъезда, я пулей понеслась в эпицентр скандала, где уже отчаянная Маринка, размахивая руками, в которых был перочинный нож грозила своей старой матери, что зарежет ее, если та не сподобится поделиться пенсией, так как девушка уже неделю без дозы, и клеммы срывает окончательно. Старенькая тетя Люся, прижимая к груди таз с выстиранным бельем, старалась успокоить дочь, но так только распалялась, будто котел со смолой.
– Маринка, уймись, зараза, – выкрикнула я, подскочив к ним, но притормаживая на расстоянии в несколько метров.
– Тебе чего надо, а?! Ты ж такая же, слушай, – пропищала она, сменяя дерзкий тон на просящий, – а у тебя взаймы не будет, Ксю, ну ты ж понимаешь, как сейчас сложно.
Маринку трясло, глаза блуждали по моему лицу, и было заметное, что еще немного и она начнет рвать на себе волосы, ударяясь головой о твердую поверхность. Руки и ноги ее и так уже жили отдельно, коленки дрожали, а кисти она заламывала, будто у нее нервный чес. Вздыбившиеся волосы, который девушка расчесывала дай Бог пару неделю назад напоминал мочалку, а лицо приобрела оттенок желтизны.
– Марин, тебе не надо, мать права надо завязывать, ты посмотри на себя, сдохнешь ведь в ближайшей канаве скоро, печень-то уже дала сбой, сама понимаешь, – протягивая руку к ней, начала я спокойным тоном, стараясь переключить внимание девушки на себя.
– Не у всех выдержка, – оскалилась она тем, что осталось от зубов, – красотой-то я в отца пошла, – сплюнула Маринка, – поэтому рожа страшная, не хотят меня мужики, это тебя, то один, то второй подвозит, тебе легко.
– Легко? – выдохнула я, делая еще один шаг ей навстречу. – К дьяволу такую легкость, я б предпочла ходить с твоей рожей, да чтоб только жив был мой сын и муж.
– Не надо давить на жалость, Ксюха, – прыснула она, выбрасывая руку с ножом вперед.
– Дура, – выкрикнула я, и ухватилась за лезвие, заламывая ее руку.