Твоя кровь в моих венах (СИ)

Джойс, видимо, не получил никакого результата, поднял руки к ее подбородку и повел вниз через грудь к животу. Он не касался ее, но все равно его действия казались слишком интимными, когда он буквально в миллиметре от ее футболки обрисовывал в воздухе контуры ее тела.

— И все же я женщина. По-твоему, с этим не нужно считаться?

Ее реплика была двусмысленна. Джойс показал, что понял это, приподняв один уголок губ.

— Ты думаешь, космос будет считаться с этим фактом? — тем не менее возразил он.

Потом присел перед нею на корточки, проведя ладонями вдоль ее ног от бедер до ступней. Есении вдруг нестерпимо захотелось похулиганить и сделать что-нибудь… этакое. Например, запустить пальцы в его волосы… Ведь он сейчас даже не сможет возмутиться! Она развлекалась этой мыслью секунды три, пока Джойс не встал, потом ответила ему:

— Космос ни с кем не будет считаться, ему не важен пол. Но если я в космосе буду ходить обнаженной, космосу будет все равно. А тебе — нет.

Джойс неуловимо изменился в лице.

— И мне — нет, — добавила она. — Мы люди, и нам до многого есть дело, до чего нет дела космосу.

Джойс долгих пару секунд смотрел на нее, но по его лицу ничего нельзя было прочитать. Потом зашел ей за спину и только тогда сказал:

— Ты права. Нам до многих вещей есть дело. И, например, мне интересно, что говорил тебе Бледа. Может, он и будущий твой командир, но ненадолго. А я еще как минимум два с половиной года буду твоим командиром. Сейчас у тебя могут возникнуть проблемы с…

Так как Есения не видела его, ей приходилось смотреть на Умника, который пялился в свой прибор, похожий на какой-то датчик. И в этот момент он вскинул руку, останавливая Джойса.

— С чем? — спросила девушка.

Джойс ответил, выходя из-за ее спины:

— С выбором, какому командиру подчиняться. К кому проявлять лояльность. Тебе было бы сложно определиться, что делать, если бы я пришел и просто спросил, о чем вы говорили. Выдать его — подвести его доверие. Ничего не рассказывать — подвести мое.

Джойс взял за руку Есению и повел к зеркалу, по пути продолжая говорить:

— А если я подслушаю ваш разговор, то ты не виновата, и это уже только наши проблемы и наши разборки.

Он поставил ее перед зеркалом и так его видоизменил, что часть зеркала отодвинулась и показывала Есению со спины. Джойс ткнул пальцем в то место, на которое, по его мнению, должна была обратить внимание девушка.

На родинку на ее плече, которой раньше здесь не было.

— Меня ужасает, что ты так спокойно об этом говоришь! — встревоженно сказала девушка. — Это же аморально — взять и подложить подслушивающее устройство ничего не подозревающему человеку!

Есения округлила глаза, тем самым безмолвно спрашивая, на самом ли деле это то, о чем она подумала.

Джойс кивнул, достал из кармана листок бумаги и карандаш, подошел к дивану, сел за столик и начал писать, при этом продолжая отвечать:

— А лгать — аморально? Скрывать правду?

— Да! — с вызовом ответила Есения.

— То есть ты не стала бы ничего от меня скрывать, верно? И значит, если я услышу то, что ты говорила, через подслушивающее устройство, вместо того чтобы задавать вопросы и слушать твои ответы, это ничего не изменит, так? Только время сэкономит.

— Тебе надо было не Кантом, а Ламетри называться, — в сердцах сказала Есения.

— Три слога, и ударение на последнем — сложно произносить, — автоматически ответил Джойс, продолжая строчить на бумаге.

— То есть у тебя претензия только к форме? — неожиданно развеселилась девушка.

— Ламетри мне нравится, — если ты об этом содержании, — ответил Джойс и показал ей листок, на котором было написано:

Ты правильно догадалась, Бледа поставил тебе жучок, исходя из тех же соображений, что и я. Он хочет знать, о чем ты будешь говорить со мной. Показывать ему, что мы узнали о жучке, не стоит. Пусть живет в уверенности, что он знает обо всем, что говорится в твоем окружении. Кивни, если согласна.

Есения некоторое время поколебалась, но потом все же кивнула. Джойс хотя и действовал теми же методами, но честно признавался, что ее прослушивает. Не пытался втереться к ней в доверие, не рассказывал душещипательных историй. А Бледа… Неужели все, что он говорил, все его переживания и слезы — все это было сыграно специально, чтобы получить доступ к ее телу и незаметно подсадить ей жучок в виде родинки? Может быть, весь его рассказ — ложь от первого до последнего слова?

— И чем же тебе нравится Ламетри? — спросила Есения, садясь рядом с Джойсом на диван и забирая у него листок с ручкой.

Умник уселся в кресло напротив и внимательно читал «вверх ногами» то, что пишет девушка.

— У меня всегда вызывали восхищение люди, которые имели смелость следовать своим путем, невзирая на общественное мнение, — в это время сказал Джойс.