Твоя маленькая ложь (СИ)

Любовь моя, я уже вижу, как ты плачешь, читая эти строки, как твои руки дрожат, непроизвольно комкая клочок бумаги, и я разрешаю тебе плакать, пока не закончится письмо, но дальше… не смей.

Не нужно оплакивать мой уход, ты же понимаешь, что это бесполезно. Горькие слезы родных и близких никого еще не возвращали с того света, к сожалению. Просто знай, каждый раз, когда ты плачешь из-за меня — мне плохо, мокро и холодно.

Я так люблю тебя, мой котенок, что еще сотни, нет, тысячи раз умирала бы, чтобы снова родиться и прожить эти горькие, но такие счастливые года с тобой…

Прощай и ни в чем себя не вини, ты сделала все, что было в твоих силах. Помни только, что я всегда с тобой, я рядом.

Твоя мама.

Я дочитываю последние строки, напрочь задыхаясь слезами. Направляя взгляд на лобовое стекло, преподношу дрожащую руку к губам, другой невольно сжимаю бумагу в кулак и осознаю, что мы въезжаем в окрестности кладбища Сёндермарк.

— Нет… — я ошарашенно машу головой, отказываясь принимать жестокую реальность происходящего. — Нет, нет, нет…

Мой разум абстрагируется от происходящего вокруг, в ушах раздается неприятный звон, а вся энергия, еще с утра раздающаяся по всему организму, словно покидает тело, отказываясь верить в происходящее.

Нет, это происходит не со мной.

Кто-то несколько раз произносит мое имя, но я не в силах откликнуться и сделать лишнее телодвижение. Разум будто парализует тело, и я продолжаю отстраненно смотреть на ухоженный газон кладбища через лобовое стекло.

— Эли, — наконец, доносится до меня спокойный голос Адриана откуда-то издалека. Его горячая ладонь накрывает мою, слегка сжимая. — Мы можем поехать обратно.

Я глотаю слезы и машу головой, дрожащей рукой нащупывая ручку двери. В лицо ударяет холодный, пронизывающий осенний ветер и оглушающая кладбищенская тишина, угнетающая меня с каждым шагом все больше и сильнее. С помощью брелока сигнализации, Адриан блокирует двери автомобиля и берет меня под руку, уводя вглубь кладбища.

Мое сердце колотится как никогда раньше, я ощущаю бешеную пульсацию в шее и еще сильнее сжимаю его теплую ладонь, когда впереди улавливаю свежую могилу с толстым католическим крестом из камня.

— Господи… — невольно срывается с моих губ, пока глаза пробегаются по выграненному имени и датам на холодной серой плите, и убеждаются в самом страшном кошмаре.

— Она не очнулась после операции, — спокойный голосом сообщает Адриан, когда мы вплотную подходим к могиле. — Доктор сказал, что ее организм слишком ослаб из-за химиотерапии и болезни в целом, — он делает паузу, не решаясь взглянуть мне в глаза. — На похоронах был Кристиан и даже герцог Виборг. Хоронили неделю назад, в это время ты еще болела, так бы я… — он запинается, нервно сглатывая слова, которые хочет произнести.

Я прижимаю руку к лицу, пытаясь остановить новый поток слез. Не в силах сдержать боль, мое лицо искажается в мучительной гримасе, а грудь сотрясается от непрерывных рыданий. Со временем, рыдания перерастают в истерику, и я не в силах произнести ни слова. Тело обессиленно падает на голую и относительно свежую землю, на которой вскоре прорастет газон напротив могильной плиты. Ладони вместе с коленями мгновенно сталкиваются с безжалостным кладбищенским холодом, и одной рукой я невольно собираю клочок земли, ощущая, как грязь намертво впивается под ногти.

— Не может быть… — обессиленно шепчу я, задыхаясь слезами.

Прозрачная пелена перед глазами еще некоторое время мешает мне сконцентрироваться на цифрах, в которых ограничилась мамина жизнь. Этот временной промежуток похож на срок годности. У каждого из нас есть та самая «дата изготовления», но никто никогда не знает сроки ее окончания…

Ладони по-прежнему продолжают комкать грязь, а я изнемогаю от желания в прямом смысле слова провалиться сквозь землю, уйти вслед за ней, лишь бы быть рядом. Я не верю, нет, я отказываюсь верить. Хочу прямо сейчас взять лопату, раскопать могилу и собственноручно убедиться, что там лежит не она, что доктора ошиблись, и что моя мама прямо сейчас лежит в своей комфортабельной палате и читает очередную увлекательную книгу, в ожидании операции…

Нет, это не я, это кто-то другой страдает. Это кому-то другому сейчас больно. Это у кого-то другого внутри образовывается огромная дыра, размером с Юпитер. Только что разделили на части не меня, заколотили в гроб и закопали в землю не мою частичку.

Нет, все это происходит не со мной.

— Нет… — шепот невольно срывается с моих губ, подтверждая собственные мысли.

Руки Адриана бережно поднимают меня с земли, и я уже не сопротивляюсь, утыкаясь лицом в его черную футболку. Его руки обволакивают мою спину, слегка поглаживая в ответ истеричные и неконтролируемые рыдания, а от противного чувства безысходности я продолжаю крепко комкать края его футболки, совершенно не осознавая, что же делать дальше.