Не знаю, сколько проходит секунд, минут или даже часов. Кажется, будто время на кладбище останавливается, ни единая травинка не смеет шелохнуться, а пролетающие мимо птицы словно соблюдают минуту молчания в память об усопших. Адриан все это время продолжает терпеливо обнимать меня, успокаивающе поглаживая по волосам, рукам и спине, аккуратно выделяя каждый позвонок.
Если честно, я даже немного обескуражена его поведением. Еще месяц назад при подобной ситуации он, скорее всего, просто бросил бы меня одну на кладбище, не удосуживаясь объяснить, что же произошло.
— Зачем тебе все это? — всхлипываю я, не глядя ему в лицо.
Пару секунд он хмурится, будто тщательно подбирая слова. Его взгляд некоторое время скользит по просторам кладбища, но спустя мгновение возвращается ко мне.
— Я делаю это, потому что… просто, потому что хочу. Еще пару недель назад стоять с тобой в обнимку два часа подряд — не входило в мои планы, — раздается его глухой голос. — Но я еще не до такой степени моральный урод, каким ты меня считаешь. Я и сам оказался в подобной ситуации, когда после смерти матери отец сразу же отказался от меня. И хоть мне тогда было пару дней от роду — уверен, что я очень сильно страдал.
Я пытаюсь подавить глухой смешок, но неокрепшие легкие выдают что-то вроде сиплого кашля. Отрываясь от его груди, я ощущаю, как осенний ветер обдувает влажное от слез лицо, наблюдая на его устах слабую улыбку.
— Я понимаю тебя, как никто другой, — твердо заявляет он. Некоторое время две свинцовые тучи с сожалением разглядывают мое опухшее и покрасневшее лицо, и я тут же ловлю себя на мысли о том, что мы ищем друг в друге поддержку и находим ее. Удивительно, но меня поддерживает тот, кто лишил свободы. Необъяснимо, но факт. — Это неправильно — терять маму в таком юном возрасте. Но ее смерть ты должна принять как факт, потому как иначе ее уже не вернешь, как бы тебе не хотелось.
Я смотрю в его глаза, полных сожаления и стальной твердой решимости, и крепко сжимаю челюсть то ли от злости, то ли от обиды на весь мир, то ли от понимания того, что он чертовски прав. Меня распирает изнутри от непреодолимого желания закопать себя заживо, чтобы больше никогда не расставаться с мамой, но разум тут же дает мне ментальную пощечину, грубо возвращая к реальности. И я не знаю какое количество времени будет продолжаться эта битва.
Глава 35
— Эли! — обеспокоенно восклицает Карен, когда мы ступаем за порог штаб-квартиры. Ее глаза некоторое время нервно блуждают по моему опухшему и раскрасневшемуся лицу — всю дорогу от кладбища я проплакала, не в силах остановиться. Адриан тактично предпочел не вмешиваться в мою персональную истерику. — Боже, ты как?..
Я отстраненно пожимаю плечами, направляясь в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Ледяная вода моментально отрезвляет, приводит в чувство, но как только мысли вновь приводят меня на кладбище — я не в силах сопротивляться. Я провожу в ванной достаточное количество времени для того, чтобы вызвать очередной приступ раздражения у Алекса, но в этот раз никто не ломится в дверь в сопровождении с гневными криками.
Собираясь с силами и мыслями, я успокаиваюсь, вновь умываюсь холодной водой и окончательно привожу себя в чувство. Руки продолжают опираться об края ледяной белоснежной раковины и глаза впервые устремляются в зеркало, с отвращением разглядывая его отражение. Озорной огонек в зеленых глазах тлеет с каждой минутой, с каждым событием, разбивающем мое сердце, а серые круги под глазами являются свидетельством перенесенной болезни. Умываюсь еще раз, раздражающая краснота от продолжительных истерик не проходит.
Тяну на себя кран и в ванной мгновенно начинает скапливаться горячая вода, слегка испаряясь в воздухе. Сбрасывая с себя всю одежду, я погружаюсь в огромную емкость с водой, несколько секунд морщась от болевых ощущений, пока кожа окончательно не привыкает к высокой температуре воды.
Не знаю, как мой организм еще выдерживает. Я не знаю, как я еще продолжаю стоять на ногах, после всех событий, подкашивающих меня морально и физически. Я не знаю, что со мной будет завтра… а дальше?!
А будет ли завтра? Как я смогу жить с осознанием того, что самый главный человек в моей жизни находится в могиле, и я его никогда не увижу?!
Все последние месяцы я жила лишь с одной целью — собрать деньги на операцию маме. А теперь что?
У меня нет ни мамы, ни денег, нет абсолютно ничего, кроме эмоциональной нестабильности и ослабшего после перенесенной инфекции организма. Есть только абсолютная неизвестность дальнейшей жизни и смутные сомнения в ее продолжении.
Единственное, что я приобрела за этот день — абстрактную свободу. Свободу потому, что теперь меня абсолютно ничего не держит, ничего не волнует и не беспокоит. Мне больше не стоит волноваться о сохранении места на отборе, мне больше не интересно получу ли я полное пособие, меня не тревожит тот факт, что мне ограничили свободу…
И самое главное — меня больше не беспокоит, что обо мне подумает королевская семья и остальные люди в целом.
Кристиан… мой маленький Чарли.