Отлично, значит, сейчас я смогу спокойно поспать, обняв его, и это будет самый лучший сон, о каком только можно мечтать. Олег забирает с ленты мой чемодан, в его руке кажущийся просто небольшой сумочкой, обнимает меня за плечи и ведет к выходу. Машина припаркована совсем рядом – как ему это удается всякий раз, даже не представляю, в нашем аэропорту перманентная реконструкция вот уже который год, прямо как в Домодедово, потому с парковками настоящая беда. Едем в город в плотном морозном тумане, дороги почти не видно.
– Холодно, – ежусь я, засовывая руки в рукава дубленки – рукавицы, конечно, в чемодане, а тонкие кожаные перчатки ситуации не улучшают.
Печка в машине работает во всю, окна запотели, становится немного теплее.
– Ты себя нормально чувствуешь? – спрашивает Олег, поглядывая на меня искоса.
– Вполне. Если ты чего-то хочешь…
– Ну, вот кто про что, – смеется он. – Я всегда чего-то хочу, но это же не значит…
– Значит, – перебиваю я. – Значит.
– Не перегибай, Мари. За столько лет не научилась, что рулить мной нельзя?
– Я не рулю, я хочу, чтобы тебе было хорошо.
– А мне хорошо. Я везу домой любимую женщину – что еще надо-то?
– Мы с тобой не… – но он перебивает:
– Вот именно потому, что мы с тобой «не», как ты выражаешься, ты сейчас не будешь со мной спорить, а молча сделаешь то, что я скажу.
Ого… сделать-то я, понятно, сделаю, только вот что именно? Обычно мой Верхний не склонен к экзотическим заданиям, у него нет каких-то совсем уж извращенных фантазий, какие он непременно желал бы реализовать с моей помощью, но все когда-то бывает впервые. К счастью, ничего страшного он не хочет. Когда приезжаем домой и поднимаемся в квартиру, он с порога велит мне раздеваться прямо в коридоре и идти в ванную. Сам проделывает то же самое и присоединяется, наполняя водой огромную ванну и ложась туда вместе со мной. Горячая вода, соль, пена, его руки, его тело – я, кажется, теряю сознание от удовольствия. Олег вытаскивает меня, заворачивает в полотенце и несет в спальню. Я вдруг чувствую в себе острое желание боли, настолько сильное, что не могу удержаться:
– Господин, пожалуйста…
– Нет.
О-о-о!!! Я-то знаю, что он ни за что не отступит от своих слов, значит, придется терпеть и ждать, когда он сам решит, что пора. А он решит, я знаю, вопрос только во времени.
Послушно укладываюсь в постель, вытягиваюсь всем телом и только теперь чувствую, как сильно устала за перелет. Противно ноет спина, но это пройдет через пару часов. Олег опускает темную штору, чтобы не дать начинающемуся дню беспардонно вламываться в комнату, и ложится рядом. Я чувствую запах его тела, и внутри все переворачивается. Хочется прикасаться, трогать, целовать. Хочется чувствовать, что он принадлежит мне.
Мое напряжение передается ему, Олег открывает глаза и насмешливо смотрит на меня:
– Что, кошка, так подпирает?
Киваю, закусив губу, потому что – странное дело – боюсь застонать. Казалось бы, после дороги, ночного перелета, предыдущей тоже почти бессонной ночи – я испытываю такое острое желание, с которым не могу совладать.
– Умотаешь ты старика, – смеется Олег, вставая с кровати и быстро закидывая меня на плечо. – Ну, не жалуйся потом.
– Когда это я жаловалась?
– Ты – никогда, – со смехом подтверждает он, опуская меня возле креста. – Стой пока тут.
Он наскоро набрасывает полотняные хакама и кимоно, вынимает из шкафа чулки, туфли и перчатки, бросает мне и, пока я все это натягиваю, раскладывает на диване плети, связку зажимов и кляп. Манит меня пальцем, подхожу и привычно закладываю руки в замок за спиной, подставляя ему грудь, которую он сперва долго гладит кончиками пальцев и языком и только потом выуживает из связки завинчивающиеся зажимы и крепит их на соски. Натягивает цепочку так, что я невольно тянусь за ней, тихо охнув от пронзившей все тело боли. На губах у Верхнего ухмылка, и на грудь цепляются еще и тугие пластиковые прищепки. И со всей этой конструкцией он меня сейчас к кресту зафиксирует, так, что при каждом ударе плетью я буду впечатываться в доски грудью и ощущать адскую боль. Он подходит ко мне вплотную, так, что прищепки упираются ему в тело:
– Закинь правую ногу мне на бедро.
Подчиняюсь, покачнувшись, но он ударом стека по спине возвращает меня в вертикальное положение:
– Стой ровно.
Это довольно трудно – балансировать на каблуке, держа руки за спиной и удерживаясь только закинутой ему на бедро ногой. Рукоять стека оказывается у меня во рту, я сжимаю ее зубами, чувствуя привкус кожи, которой она обтянута. Рука Олега во мне, двигается быстро и довольно безжалостно, а он смотрит мне в глаза, не отрываясь, и я вдруг чувствую приближение оргазма. Но, разумеется, он тоже это чувствует, а потому убирает руку и, чуть отклонившись от меня, щелкает пальцем по прищепкам. Закусываю стек сильнее – больно. Губы Олега скользят по шее, по груди, к прищепкам, он берет одну из них зубами и смотрит мне в глаза. Я зажмуриваюсь, он резко разжимает прищепку – кажется, что из глаз сыплются искры. Таким же манером он снимает еще одну, но на этом – все.
– Опусти ногу.