Твоя навеки

— Это не так, уверяю тебя. Когда София оправилась от потрясения, она поговорила со мной о родном доме, и ей стало легче, — сказал он, но сам почувствовал, что его голос звучал не очень убедительно.

Заза видит его насквозь, ее не обманешь такой примитивной ложью.

— Понятно. Они с Гонсало смогут узнать друг друга получше без надзирающего ока старших. О, как хорошо было бы снова почувствовать себя молодой и беззаботной, — вздохнула она.

Давид окончательно утратил присутствие духа. Он ведь на двадцать лет старше Софии! О чем он думает? Заза права. Ровесник Софии, такой, как, например, Гонсало, будет для нее более подходящей партией. Возможно, и она придет к такому же выводу, когда поговорит с молодым человеком. Она не была в обществе ровесников вот уже несколько месяцев. Когда София услышит родную речь, поговорит об Аргентине, она поймет, что все обстоит не так уж страшно. Давид все еще ощущал вкус ее губ, ему хотелось обнять ее снова. Неужели он позволил себе воспользоваться ее слабостью? Очевидно, ему не надо было отвечать на ее поцелуй. Он должен был поступить, как и подобает благородному мужчине, который намного старше ее.

Давид сменил тему разговора и попытался вести непринужденную беседу, но горло его сжималось каждый раз, когда он вспоминал о Софии. Обычный оптимизм покинул его, и это не ускользнуло от всевидящего ока Зазы. Она поняла, что зашла слишком далеко. Хотя Заза была счастлива с браке с Тони, частица ее души все-таки принадлежала Давиду. Она говорила, как ревнивая женщина, но теперь, когда она заметила боль в глазах Давида, Заза возненавидела себя за это. Она попыталась отвлечь внимание Давида веселыми историями, но его смех был натянутым и грустным. Взглянув на часы, стоявшие на каминной полке, она подумала, что скорее бы уж София вернулась, чтобы Давид немного воспрял духом.

Гонсало был отличным наездником. София следила за ним: он уверенно держался в седле с типичным для аргентинцев высокомерием, с изящной ленцой, и сердце ее учащенно забилось. Они говорили по-испански, и уже через несколько минут София поймала себя на том, что подкрепляет свои слова жестами в свойственной для латиноамериканцев манере. Она вдруг ощутила небывалую свободу. Ей не надо было скрывать свое истинное «я», и это доставляло ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Она снова была аргентинкой, и звуки родной речи словно таяли у нее на языке, а голова кружилась от счастья.

Гонсало оказался прекрасным собеседником. Он живо рассказывал ей смешные истории, старательно избегая разговоров о ее семье. Она тоже тактично обходила эту тему. Ей было отрадно слушать его, и она просила: «Расскажи мне еще что-нибудь». София сейчас напоминала человека, который был глухим много лет, а потом чудом вернул себе способность слышать.

Под деревьями в долине было грязно, и, пока они направлялись к подножию холмов, лошади несколько раз увязали копытами в жиже. Моросящий дождь превратился в настоящий ливень, и вода текла по их лицам, капая за ворот. Выбравшись на вершину, они пустились в галоп, снова смеясь; ветер развевал их волосы и заставлял лошадей двигаться еще быстрее. Они проскакали много миль, как вдруг над ними повис густой туман, который словно окутал долину.

— Который час? — спохватилась София, ощутив, что голодна как волк.

— Половина первого, — сказал он. — Думаешь, мы легко найдем дорогу назад?

— Конечно, — беззаботно проговорила она, хотя и не могла бы поручиться за это. Она оглянулась. Все вокруг было незнакомым.

— За мной, — уверенно скомандовала она.

Они ехали бок о бок сквозь молочную мглу. Гонсало не беспокоился. Лошади будто разделяли его беззаботное настроение, громко вдыхая ледяной воздух. София ощутила, как холод пронизывает ее до костей. Ей хотелось в тепло дома, к камину, в объятия Давида.

Им на пути попались серые развалины какого-то древнего замка.

— Ты уже была здесь? — спросил Гонсало, наблюдая, как заволновалась вдруг его прекрасная спутница.

Она покачала головой.

— Бог ты мой, Гонсало, буду откровенна с тобой: я никогда до этого здесь не бывала. Я не знаю, куда мы заехали.

— Значит, мы заблудились, — подытожил он и широко улыбнулся. — Может, останемся здесь, пока не рассеется туман? Тут мы хотя бы укроемся от дождя.

Она согласилась, и они спешились. Подведя лошадей под какое-то укрытие, они привязали их к камню.

— Пойдем со мной, — взяв Софию за руку, сказал Гонсало.

Он потащил ее за собой так быстро, что она едва удерживалась на скользких камнях. И вдруг София упала. Она не придала этому никакого значения, но, когда попыталась встать, боль в щиколотке отдалась во всем теле. Она заплакала помимо воли. Гонсало склонился над ней.

— Где у тебя болит? — участливо спросил он.

— О Боже, моя щиколотка. Неужели я сломала ногу?

— Мне кажется, что это больше похоже на вывих. Ты можешь пошевелить ногой?

Она попробовала, но у нее ничего не получилось.

— О, как болит, — пожаловалась она.

— Держись. Я понесу тебя, — решительно сказал он.

— Если я увижу, что тебе это тяжело, я убью тебя, — пошутила она, когда он подхватил ее и поднял.