Твоя навеки

— Ты как перышко, — сказал он, относя ее в сторону темнеющих развалин. Гонсало нашел лужайку, где трава была не слишком влажная, снял с себя плащ и расстелил его на земле.

— Присаживайся. - Он помог ей сесть так, чтобы лишний раз не тревожить травмированную ногу.

— Я промокла насквозь, — рассмеялась она. — Спасибо.

— Если мы снимем с тебя ботинок, то потом уже не сможем его надеть, — предупредил он ее.

— Не имеет значения. Мне так больно, что хочется кричать. Прошу тебя, сними с меня обувь. Если щиколотка распухнет, я все равно не смогу снять ботинок.

Гонсало мягко стянул с ее ноги ботинок, и София поморщилась от боли.

— Все, готово, — облегченно сказал он, кладя ее стопу к себе на колено.

Он стащил с нее носок, под которым открылась полоска розовой кожи, которая сейчас, в сумерках, казалась особенно нежной. София глубоко вздохнула и смахнула рукавом слезинку.

— Жить будешь, хотя нога, конечно, сильно распухла, — сказал Гонсало, пробежав ладонью по бархатистой коже.

— Мне так приятно, — отклоняя голову, со вздохом произнесла она. — Немного вниз. Да. Да, — вымолвила она, когда он начал массировать ей стопу. — Прощай, ланч от миссис Бернистон, — печально добавила она.

— Не говори мне, что она отменная повариха.

— Не отменная, а лучшая.

— Я бы с удовольствием отведал сейчас говядины, — сказал он, ощутив, как сильно проголодался.

— Я тоже, — вздохнула она.

Подумав немного, София выдала целый список блюд, особенно ценимых в аргентинской кухне.

В доме Давид стоял у окна, вглядываясь в туман и через каждые две минуты переводя взгляд на часы.

— Наверное, они застряли из-за непогоды, — предположил Тони. — Я бы не стал беспокоиться. Она в надежных руках. Гонсало сильный как бык.

«Именно это и беспокоит меня больше всего», — с тоской подумал Давид.

— Я голоден, — объявил Эдди. — Мы что, будем их ждать?

— Думаю, что нет, — ответил Давид.

— Надо отдать дань уважения работе миссис Бернистон, — заявила Заза. — Думаю, они скоро вернутся. София очень хорошо знает окрестности.

— Не так уж и хорошо, — вздохнул Давид. — Тем более, что стоит этот чертов туман, который, кажется, и не думает рассеиваться.

— О, не драматизируй, туман быстро пройдет, — успокоила его Заза.

— Дорогая, откуда у тебя такие познания в метеорологии? — поддразнил ее Тони.

— Я просто стараюсь поддержать Давида.

— Может, мне стоит отправиться поискать их? — предложил Давид.

— Но ты ведь даже не знаешь, куда они поехали, — удивился Тони. — Если они не вернутся до темноты, я поеду вместе с тобой.

— Ты не умеешь держаться в седле, — возразила Заза, нервно закуривая.

— Я поеду в «лендровере».

— И застрянешь среди болот? — произнес Эдди.

Тони пожал плечами.

— Нет, Тони прав. Нам надо пообедать, а потом, если они не вернутся до темноты, тогда все отправимся искать их.

Давид сразу почувствовал себя увереннее, когда в его голове созрел четкий план действий. Он пытался отогнать от себя мрачные мысли, представляя, как Гонсало и София, чтобы согреться, прижимаются друг к другу. Ему становилось больно только от одной этой мысли. Он знал окрестности лучше остальных. В конце концов, София была прекрасной наездницей, но эта глупая девчонка даже шляпу никогда не надевает. Здесь тебе не какая-то пампа, где ездят для своего удовольствия, — в Англии люди пекутся о своей безопасности, потому что даже отличные наездники могут упасть с лошади на холмистой местности. Он надеялся, что она выбрала для прогулки покладистую Сафари — эта лошадка ни за что ее не сбросит. В остальных лошадях он не был так уверен. Не в силах выбросить Софию из головы и постоянно возвращаясь к этой злосчастной верховой прогулке, Давид повел гостей в столовую.

София унеслась мыслями к далекой пампе, пока Гонсало массировал ей ногу, пытаясь унять боль.

— Давай согреем ногу, наденем носок, — предложил он.

— Доктор Сегундо, вы творите чудеса, — пошутила она.

— Доктор Сегундо знает, как угодить сеньорите.

— Осторожно, — предупредила она его, когда он попытался опустить ее ногу.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — ответила она, с удивлением обнаружив, что больше не ощущает боли. — У тебя руки целителя.

— Оказывается, я не просто доктор, а целитель, — хмыкнул он, — ты мне льстишь. Вот, прошу. Как новенькая. Какие еще недуги беспокоят сеньориту?

— Нет, доктор, больше никакие.

— А как же растревоженное сердце?

— Растревоженное сердце?

— Да, растревоженное сердце, — серьезным тоном произнес он, взяв ее лицо в руки и приблизив свои губы к ее губам.

Она знала, что ей не надо было позволять целовать себя, но звук его голоса, мелодичность испанской речи, его неподражаемый аргентинский акцент, запах лошадей, туман, который отрезал их от всего мира... Она потеряла ощущение времени и ответила на его поцелуй. София понимала, что это неправильно, поэтому тут же отстранилась, заметив, что туман рассеивается.

— Посмотри, небо уже проясняется, — с надеждой в голосе произнесла она.

— Я хотел бы остаться здесь, — мягко проговорил он.

— Я промокла насквозь, мне холодно, и у меня очень болит нога. Прошу тебя, отвези меня домой, Гонсало, — попросила она.