Твоя навеки

Притормозив, Мик вывел машину с окружной дороги на боковую дорожку к своему ранчо. Снег здесь подтаял на солнце, но кое-где подозрительно поблескивал ледок. Мик даже обрадовался тому, что сейчас все внимание должен был сосредоточить на дороге. Этот разговор был для него совершенно непривычен, но почему-то хотелось его продолжить. Он уже собрался было рассказать ей об армии, но следующий вопрос Фэйт застал его врасплох.

— Вы были женаты?

Мик не знал, как обойти эту тему, и выложил все как есть:

— Однажды был чуть ли не на волосок от этого.

А-а, черт! Он ругнулся про себя, стискивая руль обеими руками. Сейчас ей захочется узнать, что именно случилось. Женщины обожают задавать подобные вопросы, но что самое глупое, так это то, что он сам дал ей повод. Господи, да что с ним сегодня творится?

— А что же случилось?

Сама того не подозревая, Фэйт затронула самое больное место в его душе. С детских лет Мик усвоил, что быть метисом, полукровкой значит быть ничтожнейшим из представителей рода человеческого. Ни англосаксы, ни индейцы не считали его своим. В детстве он старался ото всех скрыть свою душевную рану, ушел в себя, взращивал в сердце холодный гнев, а на месте невостребованной любви — равнодушие.

Его спасательным кругом стали книги, которыми он заполнял пустоту повседневности. Мифические и исторические сюжеты с их великими героями и грандиозными свершениями нашли горячий отклик в его сердце. Выросший в атмосфере отверженности, Мик главными ценностями считал честь, верность и чувство долга. А еще он открыл в себе способность сочувствовать тем, кто слабее. Но обида на отвергающий его мир по-прежнему таилась в душе, иногда отравляя жизнь. Именно поэтому он с недоверием относился к любому человеку, который пытался сблизиться с ним.

Взглянув на небо, предвещавшее новую снежную бурю, Мик нажал на тормоза и остановил машину возле крыльца. Затем пристально посмотрел на Фэйт сквозь зеркальные стекла своих очков.

— Ох уж эти женщины! — словно кнутом хлестнул он ее. — Неужели на свете нет ни одной, способной не совать нос в чужие дела?

Фэйт непроизвольно отстранилась. Хотя руки Мика по-прежнему лежали на руле, инстинкт самосохранения подсказывал ей, что от мужчины в любой момент можно ждать удара.

— Извините, — еле слышно промолвила она, — Это действительно не мое дело.

— Да, не ваше. — Но он все же не вышел из машины. — Это случилось сразу после моего первого срока пребывания во Вьетнаме, — сказал он, помолчав, сам не понимая, зачем говорит об этом. — Она была премиленькой штучкой, я потом таких немного встречал. Она носила мое обручальное кольцо ровно неделю. Ровно столько, чтобы довести до белого каления своего папашу… В итоге она предпочла остаться на папашином содержании.

— Вы хотите сказать, она не вышла за вас замуж лишь потому, что ее отец был против? — недоверчиво спросила Фэйт.

— Ага! — Мику очень захотелось поставить на этом точку. А то, чего доброго, он не сдержится и выплеснет наружу все то, что думает о тех уроках, которые преподнесла ему эта сучка. О том, например, что для нее было в порядке вещей затащить к себе в постель этакого метиса-дикаря, чтобы визжать в его объятиях, как обезумевшая кошка, а потом спокойно объявить ему, что для брака с ней он, как это ни жаль, не годится.

Оглядываясь назад, Мик часто спрашивал себя, почему эта история так оглушающе подействовала на него. Разве не знал он с детских лет, что слово «полукровка» одно из самых бранных в его родном языке?

— Мик, — робко подала голос Фэйт. — Извини, что я своими глупыми вопросами заставляю тебя сердиться.

Мик вздохнул. Еще два дня, сказал он сам себе. Еще два дня надо продержаться, а потом она сможет перебраться в свой дом, и я вернусь к нормальной, обыденной жизни.

По поводу Фрэнка Уильямса он не особо беспокоился. Поскольку тот ни разу не был на ранчо Монроузов, он вряд ли сумеет отыскать дом Фэйт, не расспрашивая о его местонахождении местных жителей. А в таком округе, как Конард, где все друг друга знают, простейший способ вызвать подозрение — спросить, где живет такой-то или такая-то. Здесь, в глухой провинции, до сих пор царит закон границы — живущие довольно обособленно хозяева ранчо привыкли полагаться в первую очередь на соседей, а потому почитают своим долгом оповестить, если заметят чужака. Некоторые из обитателей округа Конард, возможно, до конца жизни не простят ему того, что он индеец, но таких немного; большинство жителей общаются с ним как с равным, и поэтому он чувствует себя в здешних местах как дома.

А еще он любил землю. Он ощущал мистическую причастность к ней и впитывал в себя малейшую перемену в ландшафте, связанную с чередованием времен года, этой волшебной последовательностью, повторяющейся цепью метаморфоз. Возможно, это ощущение пришло к нему в армии, когда, постоянно перемещаясь из одной горячей точки планеты в другую, у него не было возможности толком нигде остановиться и оглядеться по сторонам.