Когда Мику наконец разрешили покинуть больницу, он чувствовал себя как зверь, выпущенный из клетки. Ему стоило немалых усилий оставаться в этих стенах до завершения обследования, но здравый смысл позволял как-то держать себя в руках. Теперь же, удостоверившись, что никаких внутренних повреждений нет, он полетел домой как на крыльях.
Ночь оказалась ясной и морозной, на вызвездившемся небе висел серебряный серп луны. Остановив машину на заднем дворе, Мик помедлил, прислушиваясь к тишине вокруг. Ни звука, только протяжные завывания ветра. Погода была явно под стать его душевному состоянию.
Там, в доме, его ждала женщина, и совесть Мика была не спокойна. Сегодня утром он ушел, лихо пообещав, что целым и невредимым вернется домой к ужину. Время ужина давно уже прошло, а из разговора с Мэнди перед отъездом из больницы он понял, что Фэйт не находит себе места от беспокойства.
А-а, черт! Эта женщина вошла в его жизнь всего несколько дней назад, так по какому же праву она позволяет себе так тревожиться за него? Впрочем, он понимал, что, поменяйся они ролями, он бы беспокоился о ней не меньше.
Мик с трудом вылез из машины. Вроде бы ерунда, так, ребра немножко помяты, но стоило ему нагнуться — и боль становилась адской.
Как и вчера, ужин ждал его возле микроволновой печи, на этот раз в миске из тугоплавкого стекла. Только Фэйт не появилась на кухне, как вчера, за что Мик в душе был ей очень благодарен. Доев тушеное мясо, Мик погасил свет на кухне и поднялся наверх. Годы все же берут свое, подумал он, что бы ты там ни говорил, Мик Пэриш. Прежде ты не возвращался домой таким разбитым и изможденным. Ведь если не считать этого дурацкого выстрела, дело было плевое, не чета тем, которые тебе доводилось выполнять раньше.
Еле удерживаясь от того, чтобы не застонать, Мик стащил с себя рубашку, но когда сел и собрался снять ботинки, то понял, что ни согнуться, ни шнурки развязать он не в состоянии. После первой же попытки наклониться пришлось отказаться от своих намерений. Покрывшись холодным потом, он выпрямился и с отчаянием подумал, что, конечно, можно лечь и в ботинках, тем более что и раньше с ним такое случалось, но что на свете может быть хуже, чем проснуться в постели в уличных ботинках?
Легкий стук в дверь всполошил его: очевидно, Фэйт все-таки услышала его приглушенное кряхтение.
— Мик, я надеюсь, ты в порядке?
— В полном, о Дочь Луны. Полнее не бывает.
В ту же секунду Мик пожалел о своем сарказме, потому что дверь неуверенно приоткрылась. Затем в нее робко пролезла голова, и, лишь убедившись, что Мик не спит и сидит в кресле, женщина решилась переступить порог.
— Я услышала звуки, похожие на стоны, — испытующе промолвила Фэйт. — Тебе не нужна помощь?
А-а, черт, подумал Мик, в конце концов, раз уж она здесь, пусть поможет мне раздеться.
— Я никак не могу дотянуться до шнурков, — признался он.
— Боже, они же тебя всего перевязали! — всплеснула Фэйт руками и шагнула к нему. Мысль о том, что Мику нужна помощь, заставила ее забыть о робости. Белые, свежие бинты, казалось, светились на его смуглой атлетической груди. — Дышать-то хотя бы можно?
— О, с этим никаких проблем! — воскликнул Мик, с тревогой отметив, как хороша сейчас Фэйт в своем красном махровом халате и пушистых в тон тапочках. Волосы ее были распущены, на щеке еще виднелся отпечаток подушки.
— Извини, — тут же сказал Мик. — Я, кажется, разбудил тебя?
— Ерунда, — отмахнулась она и, опустившись на колени, начала расшнуровывать его ботинки. Давалось ей это нелегко, потому что руки дрожали, а в голове вертелась мысль, что вот он — рядом, обнаженный по пояс, беспомощный и покорный ей.
Мика ее близость взволновала не меньше, но он постарался отогнать от себя это наваждение.
Фэйт наконец справилась со шнурками, и Мик тут же отшвырнул ботинки в угол.
— Спасибо, — буркнул он.
Не поднимаясь с колен, Фэйт улыбнулась ему.
— Ты ведь обещал мне быть дома к ужину, Мик.
Мик с трудом удержался от ответной улыбки.
— Обещал, — признался он. — Полагаю, мне следовало бы извиниться, что я не сдержал слово.
— Извиниться? — Фэйт отрицательно мотнула головой. — Не надо мне извинений.
Она порывисто встала, и Мик, намеревавшийся было брякнуть что-то грубое, вдруг непроизвольно обнял ее за талию. И вот уже она стояла перед ним, а он, не удержавшись от искушения, прижался ухом к ее круглому животу. И почти тут же почувствовал легкий толчок.
— Она меня сегодня с ума сводит, — в порыве доверия призналась Фэйт. — Елозит и елозит, непоседа этакая.
— Она? В каком смысле она?
— В самом прямом. Не сомневаюсь, что это девочка.
Мик ощутил еще толчок, и в это самое мгновение рука Фэйт ласково взъерошила ему волосы.
— Мик! — дрожащим голосом прошептала она.
— Гм?
— Я тебе так благодарна. Мне так не хватало человека, который разделил бы со мной мою радость…
Мик поднялся, и ее рука соскользнула с головы на его обнаженное плечо.
— Фэйт, — начал он и замолк, не зная, что и сказать. Она была слишком близко от него — непозволительно близко для человека, выбор которого — уединение, и ее белые нежные пальцы мерцали на смуглой коже его плеча.